ТАК МНОГО НЕЖНОСТИ...
And make promises by the hours,
My love she laughs like the flowers,
Valentines can`t buy her…
(Bob Dylan)
Являя собой великий Союз Отверженных и Отвергающих, мы решили в очередной раз испоганить и опорочить светлый буржуазный праздник – плюнуть в рожу святому Валентину, а также ревнителям морали и крепкого государства. Единого плана достижения этой цели, к сожалению (а может и к счастью!), не было. Стихийные порывы бунтующих душ толкали нас вперед – к новым подвигам и приключениям. Часть товарищей решили отправиться к проституткам, в небезызвестный бордель, расположенный напротив Покровского храма. Из их рассказов позже выяснилось, что оргия продолжалась целый день – целый день раздавались крики, целый день пьяные голоса тянули похабные и экстремистские песни. Православная общественность, которая не могла не заметить происходящее рядом с территорией храма безобразие, до сих пор пребывает в шоке. Попы не знали куда деться от всепроникающих стонов плоти. Такой наглости «духовные надзиратели» явно не ожидали. Наглость революционеров настолько парализовала их мышление, что лишь во второй половине дня они встрепенулись и вызвали милицию. К счастью, наши герои не потеряли бдительность, и в час опасности им удалось скрыться.
Трудно сказать, почему я не пошел с ними. Ведь меня там по-настоящему ждали. Ждала прекрасная Лилиан…Ровно год назад я написал стихотворение, посвященное ей – «Проститутка Лили»:
И проспекты, как всегда, полны оскорблений,
Твое счастье украдено черной вороной,
И ты снова стоишь у доски объявлений
Никому не нужна. Двери в церковь закрыты,
А ведь так нужен морфий для бедной души
И слова сына Бога людьми позабыты
Закидали камнями кудесники лжи.
Проститутка Лили, ты принцесса дороги,
Ты – колдунья тревоги, любви и тоски,
Твой отец сутенер тебя продал пиратам,
Чье-то сердце, навечно разбив на куски.
На твоих волосах распускаются розы,
И шипы ненавидят лежащего рядом,
А когда он уйдет, то опять будет слезы
Ведь вчерашние грезы пропитаны ядом.
В сотый раз надеваешь чулки и белье,
Надеваешь протезы распроданных чувств,
И улыбка, стыдливо покрытая тушью,
Маскирует твою истощенную душу.
Загорелась помада на тонких губах -
Из ночной скорлупы появляется страх,
Словно дева с иконы глядишь на дорогу
Предвкушая страдания, муки и крах…
Любил ли я Лили? Думаю, что нет. Желал ли я ее тело? – тоже не особо, ее великолепное тело меня не так сильно интересовало, как могло показаться. Так что же я искал у этой молодой проститутки, что меня так сильно тянуло к ней? Я искал друга, и Лили, казалось, подходила на эту роль. Увы, я ошибался. Фридрих Ницше оказался в очередной раз прав: слишком долго в женщине были скрыты раб и тиран, поэтому женщина не способна еще к дружбе – она знает только любовь. А моя любовь – это «ворон со сломанным крылом». Так что нас обоих ждало разочарование. Тягостно было быть ее любовником. Тягостно и больно. Больно обоим. Чем-то это напоминало связь проститутки Адрианы и молодого интеллигента Джакомо из романа «Римлянка» Альберто Моравиа. Впрочем, это уже неважно. К Лили я не пошел… и не пойду.
Насчет «Римлянки»: мою с Лили историю можно условно поделить на две части, и лишь вторую часть можно сравнивать с историей из романа Моравиа, в первой же все сильно отличалось: мои чувства к женщине были гораздо более глубокими, чем у Джакомо, а Лили на раннем этапе была отнюдь не такой доброй, как Адриана. Следующие строки не дадут мне соврать:
как и положено шлюхе раздвигая ноги
туша сигареты о мои мысли
развлекая грязных мужчин
толстых неуклюжих но с деньгами
отсасывая их лоснящиеся леденцы
забывая о свиданиях в библиотеке
заставляя часами стоять у двери
ты жадно слизывала капельки стыда
с экрана дорогого телевизора
ценя собственное время
стесняясь моих газет и фотографий
ты принимала душ не задвинув шторы
разрезая мою душу кинжалом желания
смущая иконы прекрасным
опьяняющим телом
и отзывчивой гладковыбритой пиздой
Ты поливала мои стихи грязью
заворачивая колбасу
в самиздатовские Евангелия
изредка навещая меня ночью
валяющимся в канаве одиночества и боли
ты очищала мои звезды
от налета беспомощности и страха
завтрашний день – я подарю тебе
но я разучился стрелять по твоим целям
так что сложи меня в чемодан
и отправь в далекий чулан
(«ТАК МНОГО НЕЖНОСТИ…», 2007 год)
В этот же день 14 февраля четверть века назад поженились мои мать и отец. Зачем я вспомнил эту мещанскую свинью, приходящуюся мне отцом? Наверное, потому, что я не могу забыть его жестокость по отношению к матери. Почти святой советской женщины.
Впрочем, Я убил своего отца, ел человеческое мясо и дрожу от радости. Золотые слова героя «Свинарника» - фильма гениального Пьер Паоло Пазолини. Это, можно сказать, кредо настоящих революционеров всех времен.
«Убей отца» – стань самостоятельным, познай самого себя и борись с репрессивной реальностью, миром «отцов»-эксплуататоров. Капитализм зиждется на строгой иерархии, капитализм – форма порядка отцов.
«Ешь человеческое мясо» – полностью откажись от того, что тебя к буржуазному миру привязывает, гордо переступи через его ценности, мораль, устои. Увы, другой герой фильма – Юлиан оказался не в состоянии избавиться от своего патологического влечения к свиньям (свинарник – метафора, означающая буржуазный мир). Если быть честными и внимательными, то мы с легкостью обнаружим, что это, на первый взгляд, весьма странное влечение по сути своей человеческое, даже слишком человеческое. Разве вы не любите хрюшек и ночами не мечтаете о поросятах? «Есть человеческое мясо» - значит совершить полную переоценку ценностей, разбить старые скрижали, прорваться to the other side, что называется преодолеть человека (а человек есть нечто, что должно превзойти – всегда помните об этом, братья и сестры). Юлиан был далек от этого, и в результате был съеден свиньями.
«Дрожи от радости» – радуйся безумству своему, смело смотри в бездну страха и одиночества, «празднуй закат свой как свою высшую надежду» - так учил нас Заратустра. Сложно забыть глаза героя – такие дерзкие и такие уверенные, возможно, это и есть глаза ницшеанского сверхчеловека. И в то же время – это глаза мученика.
….
Был поздний вечер, где-то между десятью и одиннадцатью часами. Расставшись с друзьями по светлым надеждам засеять поля семенами свободы, я с небольшой группой товарищей, отказавшихся идти в бордель, прогуливался по городу. В позднее время суток город выглядит более привлекательным, чем днем – не видно его злобных усмешек, кривых зубов и шанкра на нижней губе. Если надумаете гулять по Воронежу – лучше гуляйте ночью. Специально ко дню всех влюбленных товарищи подготовили новые наклейки, содержащие лозунг МАЯ 68-го «Невозможно влюбиться в рост промышленного производства». Развивая эту тему, на наклейках также появились: «Невозможно влюбиться в систему ипотечного кредитования», «Невозможно влюбиться в полицейское государство», «Невозможно влюбиться в полковников в рясах», «Невозможно влюбиться в закон об авторских правах»...
Нам постоянно промывают мозги и насаждают все новые и новые репрессивные потребности, согласно Маркузе, «утоляя их, индивид может чувствовать значительное удовлетворение, но это не то счастье, которое следует оберегать и защищать, поскольку оно сковывает развитие способности распознавать недуг целого и находить пути к его излечению. Результат – эйфория в условиях несчастья» («Одномерный человек», Г. Маркузе). Навязывая такие потребности индивидам, Власть закрепляет тягостный труд, агрессивность и несправедливость. Нас заставляют любить по шаблону. Нас заставляют любить суррогат жизни, наслаждаться бесконечным хвалебным монологом капитализма о себе самом, жить в мире бесконечных репрезентаций и чувствовать лишь посредством рекламных образов. Проснитесь, у нас украли реальность! У нас украли саму жизнь, ведь, как учил великий провидец Ги-Эрнест Дебор, Спектакль, провозглашающий разделение реальности и невозможность непосредственного переживания абсолютным, есть автономное движение неживого, есть конкретная инверсия жизни…
Какая там любовь! Сколько ты «стоишь» и куда тебя можно «вложить», как тобой можно «воспользоваться» - вот что определяет сегодня выбор объекта и характер связи.
Так как на улице стало довольно холодно, мы решили куда-нибудь зайти – погреться, посидеть, отдохнуть и прочее…Неплохим вариантом казалось заглянуть в оказавшийся рядом ночной клуб. Вообще-то вход в такие заведения платный, где-то от 150 до 300 рублей с человека (точно не знаю), но для настоящих героев в правилах всегда существуют исключения. Мы, как и положено бродячим артистам, прошли не заплатив. Наоборот: бродячим артистам должны платить, а также кормить и поить их, так, по крайней мере, было в Средние Века. Нельзя забывать хорошие традиции, но еще важнее не забывать старых знакомых…
Клуб был наполнен студентками и их кавалерами, к счастью, «мужланов» было меньше, чем «куриц». В курятнике чувствуешь себя намного приятнее, чем в стойле. Видимо в этот день в клубе проходило мероприятие, связанное с «днем влюбленных». Что ж – посмотрим на этих «влюбленных»! Рядом с нами села дама – оказалось будущий врач, одежда ее была почти такой же откровенной, как та, что носила Лили, когда работала на улице. Неплохо выглядит. Улыбается. Думает, что мы так - своими шутками и заумными речами - ее «цепляем». Знала бы она – кто на самом деле перед ней. И о чем мы думаем, а думаем мы вовсе не о ее груди и длинных ногах в блестящих кожаных сапогах выше колена! Если бы знала, то, наверное, обиделась и ушла бы. А так ничего – все в порядке. Сексуальная мещаночка, хоть папа и главврач районной больницы. Толстый бюрократ, сидящий в своем кабинете, на стене которого наверняка висит портрет «любимого» ВВП, а возможно уже и «дорогого» преемника…Направил девочку по «целевухе» в большой город учиться «на врача». Кого она будет лечить – я не знаю. Если это и есть хваленая русская интеллигенция, то я умываю руки. Разговаривать не о чем. На канонизацию Кропоткина ей наплевать. Красивая внешняя упаковка, а внутри – перловая каша!
Вскоре все страшно надоело. Курятник тоже утомляет, я перешел в другое более спокойное место, и обнаружил, что со стены за мной наблюдает кто-то страшно знакомый. Да ведь это же «иудушка» Роберт Алан Циммерман, он же Боб Дилан! Боб, твое предательство не забыто и не забыто то, как подло ты поступил с Джоан Баэз. Впрочем, не забыты и твои великие песни, я рад тебя видеть в этой дыре, Боб! Ты еще молодой на портрете, где-то эпохи Highway 61 Revisited, интересное было время. Наступил, день влюбленных, Боб. Ты много пел про любовь, Боб, классно пел, как никто другой – все тебе подражали. Еще, в молодости, ты пел песни протеста – великолепные Blowin`in the wind, Masters of war, A hard rain`s a-gonna fall, The times they are a-changin` и другие, - и тебе тоже все подражали. Что ты можешь сказать ИМ теперь? Увы, Боб, ничего. Ты – портрет, всего лишь украшение стены. Да и живой ты, Боб, словно мертвый. Ты – воспоминание о прошлом, превращенное умелыми дельцами в дорогущий брэнд. It`s all over now, baby Blue…Все кончено. Прощай, Боб. Продолжай наблюдать за ними. ЭТИ тебя не помнят. А я… Пойду лучше целовать ноги Лилиан…
КРАСНАЯ РЕКОНКИСТА
СМЕРТЬ НЕПОМНЯЩЕГО
СТАТЬИ АВТОРА