ЖОРЖ БАТАЙ
САКРАЛЬНАЯ СОЦИОЛОГИЯ
Манускрипт №2
Мы попытались установить пределы той области познания, которой мы дали имя, «сакральной социологии» и предлагаем прямо сейчас представить несколько понятий, которые можно разработать и развить в этой области. Эти понятия не зависят от каких бы то ни было философских рассуждений: они не зависят от данной метафизической доктрины: они были в значительной мере заимствованы из произведений, авторы которых необязательно имели единое мнение даже по основному вопросу социологии — по вопросу о природе общества, которое одни рассматривали как существо, другие — как организм, третьи — как простое взаимодействие автономных индивидов, в той или иной степени основанное на договоре. Не столь уж очевидным выглядит с самого начала и метафизический вопрос о природе общества. Возможно, каждый из нас даст на него свой ответ, что, думаю, не может помешать нам прийти к согласию по отдельным пунктам. Но метафизические выводы, которые можно подвести под каждое представление, продолжают существовать, и их столько же, сколько и направлений движущейся мысли. В итоге особенно интересно описать достаточно образно и живо, достаточно критично то, к чему могут привести наши демарши. Почему, впрочем, мы забываем, что речь здесь не только о пространстве интеллектуальных дебатов, которые, скорее, являются театром, в котором разыгрывается политическая трагедия? Поскольку люди рассматривают целостности, которые они формируют как кучи пыли или зерна, как волны молекул, связанных лишь движением, или, наоборот, как организации, обладающие всеми правами на составляющие их части, они берут в руки оружие, и между ними начинается смертельная игра.
Обычно, рассуждения, подобные тем, которые сейчас последуют, начинаются со сведений, почерпнутых из истории философии. Аристотель сделал первый шаг, Конт последовал за ним как автор самого термина «социология». Эспинас, Дюркгейм, Тард представляют недавний период. Логическое развитие понятий сложной формы повторяется во многих работах. Но существуют лишь понятия, разработанные путем логического саморазвития от одной философской работы к другой: существует также развитие факта, которое связано скорее с жизнью, чем с дискурсивным мышлением. Однако, кажется, это фактическое развитие не было пока еще объектом весомых размышлений со стороны различных авторов. В то же время совсем не трудно охарактеризовать в нескольких словах условия этого развития, а затем показать всю его многозначность: действительно, в целом, когда человек думает о существовании общества без предубеждений, но с некоторой озабоченностью, интеллектуальной или практической, он склонен рассматривать его как существо. Но как только он избавляется от этого бремени озабоченности по отношению к такому объекту, сам индивид уже предстает как существо благодаря своей эксплицитно выраженной или имплицитно предполагаемой способности мыслить. Эта парадоксальная оппозиция особенно ясно представлена в актуальном состоянии умов во Франции: на факультетах, изучающих социологию, общество предстает как единственно реальное; какие-то политические партизаны — левые или правые — базируют свою деятельность на представлениях такого же порядка. Но из совокупности выраженных мыслей, несомненно, исходит дремучая, но господствующая вера в фундаментальную реальность индивидуального существования.
Если рассматривать социальную композицию в целом исторически, то выяснится, что современные общества не представляют собой первой ступени образования человеческих объединений. Европейская нация берет свое начало не в объединении индивидов, а в провинциальных группах, которые когда-то были монолитными и сплоченными и поэтому назывались автономными.
В итоге современное общество может в какой-то мере рассматриваться как совокупность обществ, занимающих нижнюю ступень в иерархии композиций. В любом случае эти составные части не могут рассматриваться как аналоги клеток, из которых состоят простые организмы, или как аналоги атомов, из которых состоят молекулы, поскольку в композиции они теряют свою индивидуальность: замена феодальных провинций на произвольно разграниченные департаменты показывает, до какой степени неустойчивы большие внутренние подразделения. В действительности, группа, возникающая из объединения более маленьких обществ, должна классифицироваться как сформированная не регионами, а городами и населенными пунктами разного значения, между которыми существует система отношений, а именно административная организация, и своя иерархия главных городов — система, которая может меняться: даже сама столица может перемещаться. Единственный город внутри общества и на нижнем уровне композиции образует вполне определенное единство.
Впрочем, необходимо точно зафиксировать то, что мы подразумеваем под городом в жесткой номенклатуре понятий. Всякая устойчивая агломерация, если взглянуть на нее как на композиционную структуру, должна рассматриваться как город при условии, если она имеет минимум императивных организаций — совет, мэр, церковь, кюре. Не вполне уместно здесь проводить различия — по крайней мере, когда идет речь о современности — между сельскими и городскими агломерациями. И те и другие имеют одинаковую структуру. Начиная с самой маленькой и заканчивая самой большой, они представляют собой композиции одного уровня. Только подразделение, которое подчиняет одни из них другим, вводит функциональные различия, которые приносят с собой и признаки тотальности, более или менее законченные, но всегда несовершенные: даже местность, где находится резиденция центральной власти, остается подчиненной этой внешней власти, не зависящей от нее ни в какой мере. В этом отношении переполненная местность, столица или главный город департамента — будь то Лондон, или Нью-Йорк — может быть приравнена к самой маленькой из деревушек, как слон может быть приравнен к муравью. Такие композиции отличаются просто интенсивностью движения, зависящего от числа элементов, которые они объединяют, и от концентрации некоторых функций, которые образуются в самых больших агломерациях.
Можно также провести различие между местностями, учитывая историю их возникновения. Хотя это случается редко, первая агломерация может размножаться: в этом случае старейшая сохраняет центральное значение, другие ей незамедлительно подчиняются. Но, как правило, все не так: небольшой город просто становится важнее соседних небольших городов, которые ему подчиняются лишь во вторую очередь. В обоих случаях результат один и тот же: центральные учреждения смешиваются на первых порах с местными учреждениями привилегированного небольшого города, из которого они и происходят.
Фото: Луиджи Веронези