КАПЛИ НАДЕЖДЫ НА СКАЛАХ ТОСКИ
(жизнь и творчество Райнера Вернера Фассбиндера)
Больная душа «цветущей» страны Выступая перед франкфуртскими студентами в 1966 году, знаменитый немецкий писатель Генрих Белль, удостоенный в 1972 году Нобелевской премии, произнес следующие слова, убеждающие в обязанности литературы быть подлинно правдивой: «…Если уж человек должен жить после Освенцима, жить вместе с бомбой и, тем не менее, учиться выговаривать слово «будущее», ему надо было бы иметь твердую почву под ногами»…Имело ли послевоенное германское общество, осуществившее свое «экономическое чудо» и почти достигшее «государства всеобщего благосостояния» эту нравственную почву? Из статистических отчетов об успехах экономики и повышении жизненного уровня мы вряд ли об этом узнаем. Нравственное состояние общества отражается, прежде всего, в культуре этого общества – в его литературе, живописи, кинематографе. Однако если мы обратим свой взор в эту сферу, то обнаружим, что «Федеративная республика предстает в прозе, лирике, публицистике совсем иной, чем хотелось бы экономическим советникам и пресс-атташе…». Так в чем же проблема? Почему литература неадекватна ситуации в экономике? «Почему никто не напишет веселого романа об этой цветущей стране? Ведь никому не запрещается, никому не чинят помех…», - задает риторический вопрос Белль и тут же добавляет: «Не писатели отравляют местность – они ее уже находят отравленной».
История послевоенной Германии – это не только история «экономического чуда», это также история страха, одиночества, отчаяния и лжи…Это история скрытой болезни - болезни души общества: «врачам» удалось устранить внешние проявления, сбить симптоматику, но сам источник болезни остался и продолжил свое развитие, только в иной, малозаметной форме. Вы догадываетесь, что речь идет о фашизме. Однако, ставшее знаменитым сравнение итальянского философа Бенедитто Кроче фашизма с раковой опухолью, на мой взгляд, не является верным. Фашистское варварство есть как раз то самое внешнее проявление, симптоматика болезни, спрятанной гораздо глубже, а именно в социально-экономической структуре капиталистического общества, в его производственных отношениях, и закрепленной в характерологической структуре человека.
Среди режиссеров «молодого немецкого кино», заявивших о себе в 1960-х, так же как и в литературе, нашлись свои историки, в своих картинах осветившие внутреннее, психическое состояние западногерманского общества, страхи и боль индивидов его составляющих. Быть может, кто-то назовет Фолькера Шлендорфа самым прогрессивным режиссером послевоенной Германии, снявшим множество отличных фильмов на основе замечательных антифашистских и социально критических литературных произведений Бертольта Брехта, Генриха Белля, Гюнтера Грасса, Марселя Пруста. Кто-то особо выделит Александра Клюге за его гражданскую позицию и огромное количество публицистических работ по актуальным проблемам кинематографа и современности. Но все же самой яркой и выдающейся в западногерманском кинематографе была другая личность. Этим человеком, необычайно остро чувствовавшим «нерв» своей эпохи, был Райнер Вернер Фассбиндер.
Его жизнь походила на горящий факел в ночи равнодушия и мещанства. Хоть он и сказал однажды, что «не бросает бомбы, а делает фильмы», его картины во многом были подобны бомбам, разрывающим и разоблачающим мнимое благополучие «цветущей» Германии. За 13 лет он успел снять более чем сорок художественных фильмов, его одержимость киноискусством, невероятный творческий драйв и плодовитость поистине потрясают. Каждая его лента – это громкая пощечина буржуазному миру. Его фильмы – это не только достоверное изображение жизни немецкого общества, талантливое и образное описание процессов, происходивших в человеческих душах, но также стрелы тоски по иному миру – миру свободы и справедливости, который, как верил режиссер, станет когда-нибудь реальностью.
Немецкий же кинематограф представлял собой довольно убогое зрелище. Во многом это было связано с тем, что немецкие режиссеры 50-х были в состоянии лишь копировать дешевые плоско-развлекательные американские ленты и на их основе создавать свой «аполитичный лимонад». Также на развитии западногерманского кинематографа достаточно сильно сказывалось давление традиций кино Третьего Рейха. Кинокритик Г. Кохенрат в статье «Преемственность немецкого кинематографа» отмечает, что «творческие работники кинематографа Третьего рейха и послевоенного западногерманского кино так тесно перемешались, что без всякого преувеличения можно сказать, что в ФРГ кинематограф Третьего рейха продолжался без всякого перерыва». Все было почти также, как в политике, где многие бывшие нацистские функционеры с легкостью заняли теплые места в правящей христианско-демократической партии… «Впечатление преемственности усиливается еще тем обстоятельством, что около 90 процентов всех фильмов в период национал-социализма были развлекательными и их содержание не носило актуального политического характера», - подводит итог Кохенрат.
Когда сегодня мы говорим о кино нацистской Германии, то в первую очередь вспоминаем знаменитые пропагандистские фильмы, такие как «Триумф воли» или «Вечный жид». Признаем, что «Триумф воли» Лени Риффеншталь, несмотря на человеконенавистнические идеи, в нем пропагандируемые, отмечен заметным режиссерским талантом. Но в целом кино эпохи нацизма были примитивным и бесталанным, как по форме, так и по содержанию. В послевоенное время многое сохранилось – по-прежнему преобладали «фильмы о родине» и дешевые мелодрамы, как и раньше, прославлялось преклонение перед авторитарной личностью и военным мундиром, плюс старый добрый мещанский юмор.
Тот факт, что значительная часть фильмов, производимых в нацистской Германии и ФРГ времен «экономического чуда», были лишены явного политического содержания, еще не означает, что они были политически недейственными и не достигали определенных социальных целей. Все как раз наоборот. Буржуазные идеологи отнюдь не дураки, они прекрасно понимают, что для сохранения существующего эксплуататорского порядка, прежде всего нельзя допустить распространение революционных ценностных ориентиров. Как показала практика, методы открытого подавления революционеров недостаточно эффективны, наоборот, открытое подавление способствует созданию культа преследуемых мучеников, и тем самым способствует распространению революционных идей и ценностных ориентиров. В Цитатнике Председателя Мао сказано об этом следующим образом: «Реакционеры всех мастей стремятся уничтожить революцию путем убийств, они считают, что чем больше будет убито людей, тем меньшими будут силы революции. Однако, в противоположность таким реакционным, субъективистским желаниям, фактом является то, что чем больше реакционеры убивают людей, тем больше силы революции, тем ближе к гибели реакция. Это – непреодолимый закон». В обществе идет непрерывная борьба за умы людей. Революционеры стремятся сделать свои идеи доминирующими, но и реакция не дремлет.
Пропаганда мещанских ценностей и мещанских моделей поведения, принципов «каждый за себя» и «моя хата с краю», которой были наполнены фильмы послевоенной Германии, являлась (и является до сих пор) мощнейшим оружием правящего класса, даже если в них и не говорится о политике. Буржуазия маскирует свои идеи под идеи «обычных» людей, которые «вне политики», и тем самым через «аполитичные» фильмы косвенно влияет на ценностные установки масс. Такое кино парализует как эстетическое, так и политическое сознание масс. Буржуазия всеми силами стремится навязать пролетариату и молодежи набор своих ценностей. Однако, как показала история, ей это удается не полностью. В то время как значительная часть пролетариата, чье материальное положение в Германии за годы «экономического чуда» серьезно улучшилось, с радостью восприняла мелкобуржуазные ценности открывшегося «потребительского рая» и превратилась в рабочую аристократию. Довольно много молодых людей и девушек ФРГ, получивших образование, наоборот, стали выступать против «общества потребления» и его ценностей, стали солидаризироваться с эксплуатируемыми империализмом народами стран третьего мира. Ведь на самом деле появление «потребительского рая» для западногерманских трудящихся в значительной степени было связано с изобретением буржуазией новых механизмов эксплуатации стран третьего мира. Таким образом, многие трудящиеся ФРГ въехали в свой «рай» на костях трудящихся третьего мира.
Следует всегда помнить, что кино на службе буржуазии активно включено в процесс воспроизводства авторитарных личностей. Авторитарные личности – это не только тираны и диктаторы, но также те, кто сами стремятся к подчинению, не мыслят самих себя вне иерархической лестницы. Именно в таком типе людей и нуждается буржуазия. Именно такой тип и насаждается.
Однако бесконечно господство в немецком кино «аполитичного лимонада» и мещанской тупости продолжаться не могло, в 1960-е годы, сперва очень медленно, но стали происходить перемены. Началось все с шумного выступления группы молодых кинематографистов, в 1962 году издавших свой «Оберхаузенский манифест», констатирующий «крах традиционного немецкого кинематографа» и убеждающий, что «будущее немецкого кино принадлежит тому, кто доказал, что говорит на новом кинематографическом языке и для этого нового кино нужна новая свобода, а именно «свобода от условностей, характерных для кинопромышленности; свобода от влияния коммерческого партнера; свобода от опеки заинтересованных групп». В том, что «старое» кино потерпело крах, молодые кинематографисты определенно были правы. Это также ясно осознали кинопромышленники: «фильмы о родине» и дешевые мелодрамы настолько надоели зрителям, среди которых все больше становилась доля родившихся после войны, что на них попросту перестали ходить. Все ждали и искали чего-то нового. Но будет ли это «новое» намного лучше и прогрессивнее старого? Или же опять измениться форма (станет больше фильмов о молодежи, больше молодежной музыки и больше секса), но содержание останется прежним? Увы, как показала дальнейшая деятельность молодых режиссеров, подписавших «Оберхаузенский манифест», за некоторым исключением, в частности Александра Клюге, это был дым без огня. Первый блин не оправдал ожиданий. Серьезный журнал «Фильмкритик», чьи ведущие авторы опирались на эстетические идеи Теодора Адорно, впоследствии сравнил заявления «оберхаузенцев» с «ударом кулаком по столу в семейном споре, сопровождаемом требованием давать больше денег на карманные расходы».
Но все же лед тронулся, и вскоре появились интересные фильмы режиссеров «молодого немецкого кино» с острым социальным подтекстом, подталкивающие к размышлениям о прошлом и будущем Германии. В 1966 году из Франции, где он учился и работал ассистентом у Луи Маля, Алена Рене и Жан-Пьера Мелвиля, возвращается в Германию 27-летний Фолькер Шлендорф и снимает фильм «Молодой Терлесс» по роману Роберта Музиля, реконструируя прошлое и показывая зрителям истоки явлений, нашедших свое крайнее воплощения во времена гитлеризма. «Молодой Терлесс» по праву можно считать подлинным киноманифестом «нового немецкого кино». В том же 1966 году громко заявили о себе своими картинами «Без примирения» и «Прощание с прошлым» Жан Мари Штрауб и Александр Клюге. Вскоре в большинстве крупных городов возникли независимые творческие объединения, создающие ленты с ярко выраженным социальным подтекстом. Во многом эти группы подражали Жан-Люку Годару эпохи «Китаянки», фильмы становились все более и более провокационными. Например, Хольгер Майнс, будущий городской партизан РАФ, скончавшийся в 1975 году от истощения, наступившего в результате голодовки, в 1967 году вместе со своей группой снимал фильмы об уличных беспорядках и изготовлении коктейля Молотова. Фассбиндер тоже вышел из подобной среды, но гениальность повела его дальше – к созданию действительно великолепных художественных фильмов.
(Ален Гинзберг «Вопль», перевод Д. Жутаева)
Фассбиндер родился 30 мая 1945 года в небольшом баварском городке Бад Вюрисхофен. Совсем недавно закончилась война. В истории Германии открылась новая страница, но, как оказалось впоследствии, на чистой бумаге новой страницы продолжили писать старыми чернилами. Семья «человека новой эпохи», enfant terrible, в дальнейшем в корне изменившего немецкий кинематограф, принадлежала к мелкобуржуазной интеллигенции. Отец был врачом, а мать – переводчицей. Не самый худший вариант – вроде бы никто особо не запачкался в «коричневом» прошлом, но в то же время ничего выдающегося. В 1950 году семья распалась. Ребенок остался с матерью, но госпоже Лизелотт (впоследствии сыгравшая в нескольких фильмах сына под своей девичьей фамилией Пемпайт) времени на сына катастрофически не хватало, наоборот, он лишь отвлекал от напряженной работы. Решение было найдено: с 8 лет мать регулярно стала отправлять сына в кинотеатр. Фассбиндер смотрел по несколько фильмов в день, фильмы разных жанров, разных режиссеров и разных эпох.
Кино стало для него подлинной школой жизни – в обычной школе он появлялся редко, как в Аугсбурге, так позже и в Мюнхене: неудивительно, что закончить ее так и не удалось – в старших классах было совсем не до школы, со скучными учителями и никому не нужными предметами. Райнера влекла совсем другая жизнь, уже в подростковом возрасте он стал жгуче ненавидеть окружающее общество бюргеров и его ценности. К тому же он много читал и еще больше смотрел – все это способствовало выработке критического мировоззрения и оригинального эстетического подхода, отразившихся впоследствии в его пьесах и фильмах. Уже тогда он любил шокировать, выводить уважаемых и честных на вид граждан (а в сути своей гнилых авторитарных типажей) на чистую воду. Отец Райнера, доктор, порядочный гражданин, окончательно не порвал связи с прежней семьей и время от времени помогал Лизелотт деньгами. Он стремился сохранить отношения с сыном и периодически навещал его или, наоборот, Райнер приезжал к нему. В один из таких приездов пятнадцатилетний Фассбиндер заявил отцу о своей любви к сыну мясника. Отец, конечно же, был шокирован, узнав о гомосексуальности сына, но еще больше он был шокирован выбором объекта любви, демонстрируя свое гнилое буржуазное нутро, «честный гражданин» со злостью заметил: «неужели не мог найти себе какого-нибудь богатого студента», - и долго потом не встречался с сыном.
Эта подростковая любовь к сыну мясника вряд ли осталась забытой, Фассбиндер вообще мало что забывал. Наверное, неслучайно Эрвин/Эльвира – главный герой снятой в 1978 году картины «В год тринадцати лун», по мнению Юлианы Лоренц (второй жены режиссера) самого поэтичного и одновременно самого гнетущего фильма Фассбиндера, по профессии был мясником. Хотя больше всего на создание этого фильма повлияла трагическая смерть Армина Майера, актера, длительное время бывшего любовником режиссера. Видимо, в данном случае тяжелое личное потрясение актуализировало воспоминания из прошлого, которые при работе над сюжетной линией фильма наложились на недавние переживания, связанные с самоубийством друга и любовника.
Завершение работы над фильмом принесло Фассбиндеру огромное внутреннее освобождение, Юлиане Лоренц вспоминает: однажды Райнер сказал ей, что если он не завершит фильм, то напряжение и боль убьют его. «В год тринадцати лун» - действительно очень тяжелая картина, картина о глубоком отчаянии, одиночестве и медленной тихом угасании героя Фолькера Шпенглера, во имя любви пошедшего на операцию по пересадки пола, а затем всеми отвергнутого. Также это фильм о равнодушии и жестокости окружающего буржуазного мира. Мира, неспособного к любви, утратившего естественную чувственность, замененную холодным суррогатом - протезами внешней вежливости и лицемерия. Неоткуда ждать помощи, никто не протянет дружеской руки, наоборот, «падающего – толкни» или, еще лучше, еще современней (ведь мы же «демократическая страна», а не злющие «фашисты») – не замечай...Таковы скрижали современного буржуазии, скрижали безразличия, ведь кто более безразличен – тот более свободен…Свобода здесь всего лишь высшая степень безразличия… Но возможен ли другой мир? Мир настоящих чувств и настоящей свободы. Райнер Вернер Фассбиндер убежден, что да, возможен. Обнадеживающим посланием режиссера зрителям звучат слова песни с заедающей пластинки: «Прекрасный незнакомец, придет время, и моя мечта станет, наконец, действительностью…» Для Райнера было характерно амбивалентное отношение к фигуре отца: с одной стороны, он всячески, порой даже навязчиво, стремился разрушить существовавшие в его семье и в германском обществе в целом патриархальные цепи и установки; с другой стороны, при выборе своих любовников он часто подсознательно продолжал искать отца – многие из них было старше его по возрасту и выступали в «заменяющей отца» роли. Эта амбивалентность, одновременно и ненависть и привязанность к отцу, чувствуется также и в ряде картин Фассбиндера. Например, в сделанном для телевидения в 1975 году фильме «Я хочу только, чтобы вы меня любили».
Застенчивый молодой рабочий Петер, герой Витуса Цепликхала, стремится вырваться из отцовской семьи, где его жестоко эксплуатируют. Петер женится, переезжает в Мюнхен, пытается устроить собственную жизнь: не щадя себя он работает всю неделю без выходных, чтобы оплатить квартиру и купленную в кредит мебель, его жена ждет ребенка. Петер из кожи вон лезет на работе, но денег все равно не хватает. Чтобы свести концы с концами жена уговаривает Петера попросить денег у состоятельного отца (роль исполняет Александр Аллерсон), чего раньше он никогда не делал, так работал на отца (строил ему шикарный особняк) исключительно безвозмездно. Ради жены Петер вынужден пойти на эту мучительную для него процедуру. Петер вновь оказывается в психологической и финансовой зависимости. Вскоре денег опять нет, а жена уже родила, и ребенка следует кормить. Петеру вновь предстоит та же процедура.
В пивной, куда герой фильма зашел пропустить стаканчик, он собирается, но так и не решается сделать унизительный для него, но необходимый для семьи телефонный звонок. Хозяин пивной, внешне очень похожий на родителя Петера, по-отцовски рассказывает ему про посетителей – кто здесь еврей, кто неприлично долго для своего возраста засиживается. Когда в пивную входит молодой парень и просит кружку пива, хозяин с силой выталкивает его на улицу, называя «тунеядцем» и «паразитом»…в этот момент Петер бьет хозяина телефоном в затылок. Хозяин теряет сознания, Петер душит его руками, хозяин умирает. Эти действия, за которые суд приговорил Петера к 10 годам лишения свободы, являются следствием ненависти к угнетателю-отцу (капитализм как экономическая система, эксплуатирующая рабочего Петера, есть одно из выражений отцовского порядка), долгое время хранившейся в подсознании, неожиданно вырвавшейся наружу и приведшей к преступлению. Уже находясь в тюрьме и разговаривая с женщиной-психологом, пишущей книгу, Петер неожиданно открывает, что его первым желанием после убийства было позвонить и рассказать обо всем отцу…
Петер – добрый и искренний человек, но воспитание в авторитарной семье оставило в структуре его характера неизгладимый отпечаток страха перед отцом, проявляющийся во всех сферах жизни и объясняющий, в том числе, страх потребовать у работодателя полагающееся Петеру повышение зарплаты. Воспитание в авторитарной семье мешало герою отстаивать свои интересы, мешало ему быть счастливым и обрекало на зависимость. Накапливающиеся противоречия переносились в бессознательное, но однажды содержимое бессознательного вырвалось наружу и привело к трагедии. Отношение Петер к начальнику на работе во многом есть следствие его воспитания, следствие по-прежнему существующей психологической зависимости от отца. Вильгельм Райх в своей работе «Психология масс и фашизм» подробно описывал, как в авторитарной семье на протяжении многих лет в сыновьях культивируется раболепное отношение к отцу, к авторитету. Стремящийся к свободе, счастью и любви Петер бросает вызов этой системе семейного угнетения, пытается восстать против иерархии, но буржуазное общество и его экономические законы эксплуатации наемных рабочих всячески мешают стремлениям к свободе и любви, толкают Петера обратно в зависимость. Петеру не вырваться из порочного круга. И, в конце концов, все заканчивается трагедией.Спустя год после «Я хочу только, чтобы вы меня любили» Фассбиндер снимет один из своих самых лучших фильмов – «Китайскую рулетку», насыщенную символическими сценами и яркими образами картину, великолепно разоблачающую все лицемерие и жестокость буржуазной семьи. Отца опять же играет Александр Аллерсон, но теперь его герой более либеральный и мягкий, заботящийся о собственной дочери-инвалиде, дорожащий семьей, более мягкий внешне, но внутри не менее жестокий, чем его жена и вся компания любовников, приехавших в замок развлечься. Внешне успешных, привлекательных, сдержанных и заботливых, но на самом деле полных ненависти, недоверия, зависти и садизма.
Хочется снова и снова пересматривать эти кадры: девочка-инвалид Анжела читает своей немой гувернантке Трауниц стихи Артюра Рембо, режиссер показывает нам природный ландшафт – зеленые поля и леса, журчащие ручьи и благоухающие деревья…и вдруг мы видим разлагающийся труп животного, обгладываемый зелеными мухами и червями. Таковы и отношения между родителями Анжелы, их любовниками и самой девочкой. Внешне все красиво, а внутри – гниль, омерзительная жестокость матери (актриса Маргит Карстенсен), холодный расчет и похотливость «любящего» отца и мужа. В процессе игры в «китайскую рулетку» происходит разоблачение сути действующих персонажей, то, что скрывалось и подавлялось годами, выливается наружу. Мы наблюдаем, как Анжела и Трауниц своими вопросами сбрасывают маску «порядочности» и добродетели с родителей и их любовников, мы видим, как меняются их лица: из спокойных и уверенных они становятся сердитыми и тревожными, мы видим трусость в глазах героев Улли Ломмеля и Анны Карины, жестокость в глазах героини Маргет Карстенсен. Последняя попытка лицемеров свалить все на пожилую домохозяйку Каст (Бригитта Мира), которая сама вроде бы готова взять удар и насмешки на себя, терпит крах, Анжела и Трауниц не намерены отступать, они хотят довести игру до конца и говорят правду. Финал игры – взрыв эмоций, смех девочки, звучащий как моральный приговор буржуазному миру и… долгожданный выстрел в того, кто защищен меньше всех, защищен даже меньше Анжелы, в Трауниц…
Но все же самой сильной сценой фильма является не сцена финала. В середине фильма есть эпизод, когда неуклюжий сын Каст, писатель-плагиатчик Габриэль (актер Фолькер Шпенглер, начавший сниматься в фильмах Фассбиндера как раз в 1976 году с картины «Сатанинское зелье» и впоследствии сыгравший ключевые роли в таких фильмах как «В год тринадцати лун» и «Третье поколение») заглядывает в комнату и наблюдает неподвижно стоящую у окна Анжелу и Трауниц, чьи перемещения на костылях напоминают движения из детской игры в классики. Но в этих движениях и в этой сцене заключено нечто очень важное. Это скрытое послание режиссера зрителям, передающее трагизм борьбы всех отверженных, ущемленных и угнетенных за свою свободу, любовь и счастье, борьбы против лицемерия, жестокости и лжи. Это сцена отчаяния и надежды одновременно. Впечатление усиливает потрясающая волнующая музыка Пира Рабена, по истине незаменимого человека в команде Фассбиндера, работающего с ним со времен «Анти-театра».
(Артюр Рембо)
Брошенный во время вечно длящегося кораблекрушения пятнадцатилетний Фассбиндер задыхался в цветущем болоте «чудесной» страны. Ему стал противен и невыносим ИХ день, ИХ свет, ИХ устои…но что делать с НИМИ он не знал, пока не знал…но уже понимал, что подлинное зло есть не то, что называют «злом» в церкви, в школе или на телевидении, а подлинное зло есть забвение, растворение в мещанской клоаке, признание и принятие мира, сотворенного Демиургом буржуазии, настоящим. Познание развивало паруса его души, познание крайностей…помните гностическое Евангелие от Фомы: царствие где внешняя сторона как внутренняя, где верхняя сторона как нижняя…Он познал ИХ день, теперь его влекла ИХ ночь, ИХ дно, ИХ ад…И он спустился в ад…И он познал ад…
Страсть пятнадцатилетнего Фассбиндера к бродяжничеству напоминала такую же страсть пятнадцатилетнего Артюра Рембо, бежавшего в Париж из семейного гнезда в Шарлевилле. Вместе с приятелем Райнер отправился в Кельн, красивый старинный город, подлинное сердце Рура. Но именно в Кельне ему суждено было познать то самое дно, познать и не сломаться, наоборот стать сильнее, открыть свои новые стороны. Именно в Кельне подросток Райнер занимался гомосексуальной проституцией, соприкоснулся с миром запретного, с миром грубой похоти, извращений и криминала. Но и в аду он умудрялся находить жемчужины, да такие, что позже сотрясут весь рай. Но конечно главной жемчужиной стал он сам. Побывав в аду, Райнер нашел самого себя. Помните: «Тот кто познал мир – нашел труп, и тот кто нашел труп – мир недостоин его». И он познал мир, и он нашел труп, и вскоре стал царствовать над всем.
Фассбиндер стал регулярно посещать полуподпольные бары, в которых собирались гомосексуалисты, наркоманы, торговцы порнографией. Отмечу, что уголовное преследование геев в ФРГ было отменено лишь в 1969 году, кстати, на два года позже, чем соответствующая статья исчезла в ГДР. Атмосфера подобных заведений отлично передана в сделанных во времена Анти-театра фильмах «Американский солдат» и «Боги чумы». Здесь же он находил будущих «звезд», например, Удо Кира, промышлявшего в ту пору проституцией и наркоторговлей. Побывав на дне, в аду, он увидел жизнь с другой стороны и достиг нового знания. Все как в «Божественной комедии» Данте.
Вскоре он пишет свои первые пьесы. О проблемах, затрагиваемых в них, российский зритель может узнать, посмотрев вышедший в 1999 году фильм Франсуа Озона «Капли дождя на раскаленных скалах», представляющий собой экранизацию произведения Фассбиндера, написанного им в 1965 году в двадцатилетнем возрасте. Фильм и сюжет впечатляют. Трагическая история, заставляющая нас вновь задуматься над проблемой любви, невозможности достижения настоящего счастья при сохранении потребительской ориентации и тотальной фиксации на объекте. В фильме также присутствует тема различия типов социально детерминированного гомосексуализма (буржуазный тип в фильме Озона – состоятельный хозяин квартиры Леопольд, пролетарский тип – воспитанный в интернате безработный Франц). Воронежские левые смотрели фильм, входивший в цикл «Strange Love» киноклуба, с замиранием сердца. На театральной сцене «Капли дождя на раскаленных скалах» были поставлены лишь в 1985 году в Мюнхене режиссером Клаусом Вайбе уже после смерти Фассбиндера. В 1966 году Райнер заканчивает пьесу «Всего лишь ломтик хлеба», где развивает социальную тематику. В том же 1966 году Фассбиндер создает свои первые фильмы: короткометражки «Эта ночь» (не сохранилась) и «Городской бродяга». К ним можно добавить снятую чуть позже (начало 1967 года) 9-ти минутную ленту «Маленький хаос». По слухам деньги необходимые для создания этих короткометражек молодой режиссер выпросил у своего любовника Кристофа Розера в обмен на главные роли. Глупо искать в них что-то особенное. Это довольно стандартные любительские ленты, интересные разве что для биографов режиссера. Тем не менее, уже в них Фассбиндер определился со своими главными героями, а именно – с маргинальными типажами. Маргиналам и отверженным (проституткам, молодым разбойникам, рабочим-иммигрантам, гомосексуалистам) суждено будет стать главными героями многих его будущих фильмов («Любовь холоднее смерти», «Катцельмахер», «Боги чумы», «Американский солдат», «Али: страх съедает душу», «Кулачное право свободы» («Фокс и его друзья»), «Сатанинское зелье», «В год тринадцати лун», «Керель»). В «Городском бродяге» впервые появляется в кино одна из будущих «основных» актрис Фассбиндера Ирм Херманн, сыгравшая во многих его будущих фильмах.
Примерно в то же время он отправляется в Берлин и пробует поступить в Институт Режиссуры, однако проваливается на экзаменах и возвращается в Мюнхен. Понимая, что его знаний и опыта недостаточно, Райнер начинает брать уроки в профессиональной театральной студии, где знакомится с Ханной Шигуллой. Ханна была старше его на два года, с «чисто арийской» внешностью, как говорили в Третьем Рейхе. Их знакомство и творческий союз сыграли ключевую роль в дальнейшей судьбе обоих. Именно она вернула интерес Фассбиндеру к театру. Именно Шигулле суждено было стать главной музой молодого Фассбиндера, вдохновить его на создание незабываемых женских образов сначала в театре, а затем и в кино, таких как образ проститутки Джоанны в «Любовь холоднее смерти», образ Мари в «Катцельмахере», Карин в «Горьких слезах Петры фон Кант». Их творческий союз был плодотворным для обеих сторон: Райнер создал великие фильмы, Ханна стала актрисой с мировым именем. Однако далеко не все было гладко в их отношениях: были обиды, ссоры, иногда даже драки…но могло ли быть иначе у проклятого поэта (простите, режиссера) и его музы? В 1974 году Шигулла заявляет, что намерена идти собственным путем, и покидает творческую группу Фассбиндера. На роль «примы» режиссер выводит то Маргит Карстенсен, то Барбару Зукову, получается весьма неплохо – актрисы конечно же талантливы, однако той чувственности и шарма, что были у Шигуллы, они, увы, лишены. К счастью, как весна сменяет зиму, а весну сменят лето, так и муза молодости возвращается к режиссеру, с которым начинала свой путь. Ханна вернулась в 1978 году и успела сняться в таких важных и в то же время противоречивых фильмах завершающего периода творчества режиссера, как «Замужество Марии Браун», «Третье Поколение» и «Лили Марлен». Летом 1967 года произошло не менее важное событие в жизни Фассбиндера: он присоединился к мюнхенскому «Театру действия», открытой сцене, возглавляемой Хорстом и Урсулой Зенляйн. «Театр действия» представлял собой сплоченную творческую группу (в большинстве своем профессионалов), идейно опирающуюся на работы Бертольта Брехта, Альфреда Жарри и Антонена Арто. Райнер нашел тех людей, которые ему действительно были нужны, сообщество, которое помогло ему раскрыть свой талант и реализовать свои огромные творческие замыслы. Он напряженно учится, работает над сценариями, играет на сцене, занимается театральной режиссурой. Уже осенью 1967 года он ставит первые пьесы – «Ланс и Лена» и «Преступники», в основе которых лежат произведения Георга Бюхнера и Фердинанда Брукнера соответственно. Зимой 1968 года Фассбиндер ставит пьесу Марии-Луизы Флейбер «Первопроходцы в Ингольштадте», позже в 1970 году им экранизированную. Авторитет Фассбиндера в группе непреклонно растет, особенно хорошие отношения складываются у него с одним из основателей «Театра действия» композитором и режиссером Пиром Рабеном, а также ведущим актером и декоратором Куртом Раабом, но в то же время все чаще случаются ссоры и недопонимания с лидером сообщества Хорстом Зенляйном.
Так получилось, что самый знаменитый спектакль, в котором принял участие многообещающий актер, сценарист и режиссер Хорст Зенляйн состоялся отнюдь не на театральной сцене и не в кино…а на сцене зарождающегося западногерманского левого терроризма. Зенляйн участвовал в организации знаменитого поджога двух универмагов во Франкфурте-на-Майне в ночь со 2-го на 3-е апреля 1968 года, вместе с Андреасом Баадером, Гудрун Энслин и Товардом Пролем, за что и оказался на скамье подсудимых. Справедливости ради, отметим: жертв при возникшем пожаре не было (все было предусмотрено организаторами), пострадали лишь товары. Называть эти действия «первым террористическим актом кровожадной банды Баадера-Майнхоф», как принято в официозных источниках и СМИ, не верно. Хотя бы потому, что никакой «банды Баадера-Майнхоф» не существовало, как, впрочем, не существовало в то время еще и РАФ. Скорее это был символический акт, вызванный жгучим желанием вызволить западногерманское общество из иллюзий потребительского рая (отсюда и выбор объекта), заставить немецкое общество задуматься над происходящим в мире насилием и несправедливостью, дать почувствовать, что Вьетнам не так уж и далеко… Как утверждали организаторы акции: горящие товары франкфуртских супермаркетов – это факелы, зажженные в честь героического Вьетнама, сражающегося с империализмом. Это напоминание обществу бюргеров, что их страна, размещая на своей территории американские военные базы, помогает агрессии империализма, что они сами своим образом жизни и образом мыслей помогают агрессии империализма, помогают сжигать напалмом вьетнамские деревни, убивать вьетнамских женщин и детей. В том же неспокойном апреле 68-го (особенно после 11 апреля, когда неонацист Бахман совершил покушение на лидера Социалистического союза немецких студентов Руди Дучке, до конца так и не оправившегося от ранений и в 1979 году скончавшегося от их отдаленных последствий) в жизни Федеративной республики произошло еще одно интересное событие, на сей раз в сфере культуры. В Мюнхене Райнер Вернер Фассбиндер поставил первую пьесу, написанную им самим. «Катцельмахер» - грустная история о латентном фашизме мелкобуржуазной молодежи Баварии. Неразборчивые в половых связях, агрессивные и завистливые молодые обыватели не в состоянии найти ничего лучше, чем переложить вину за свою душевную пустоту, за свои неудачи в жизни и любви на рабочего-иммигранта из Греции, плохо владеющим немецким языком, и во имя «торжества порядка» жестоко наказывают «чужака». Спустя год на основе пьесы Фассбиндер снимет замечательный фильм, удостоенный высокой награды на Берлинском кинофестивале. Роль грека Йоргоса исполнит сам режиссер. «Катцельмахер» наглядно подтверждает известное суждение Вильгельма Райха о том, что корни фашизма, расовой и национальной нетерпимости заложены в характерологической структуре среднего, «обычного» человека. Фашизм же представляет собой организованное политическое выражение этой структуры. В «Катцельмахере» Фассбиндер, словно опытный врач, поставил немецкому обществу точный диагноз: то, что породило Гитлера и Третий Рейх, никуда не делось, просто приняло измененную форму, но содержание осталось прежним. Травля левых прессой Шпрингера, покушение на Руди Дучке и последующие за ним события лишь подтвердили это предположение.
В мае 1968 года Фассбиндер в последний раз поставил пьесу вместе с «Театром действия». Это была пьеса «Чанг». Внутренние разногласия нарастали и вскоре привели к тому, что в последние дни по истине незабываемой весны 68-го «Театр действия» был распущен. Однако Фассбиндер и близкие к нему люди, не теряя времени, преобразовались в «Анти-театр», творческое объединение во многом продолжившее авангардные и провокационные начинания «Театра действия». К тому же самые талантливые актеры ушли вместе с Фассбиндером.
С «Анти-театром» связан наиболее продуктивный период в творчестве Фассбиндера. Именно тогда он заявил о себе в полный голос – и в театре, и в кино. Часто появлению его фильмов предшествовала их постановка на театральной сцене годом ранее, например, так было в случае с «Катцельмахером», «Американским солдатом» (в театре поставлен в декабре 1968-го, фильм появился в 1970 году) и «Кофейней» (в театре – июнь 1969-го, фильм – 1970 год). Всего, работая с «Анти-театром» с лета 1968-го по март 1971 года, он поставил одиннадцать пьес, десять из которых были написаны самим режиссером. Правда в свою очередь пять из них были переработанными произведениями Альфреда Жарри («Король Убю»), Софокла («Аякс»), Джона Гэя («Опера нищих»), Карло Гольдони («Кофейня») и Лопе де Веги («Горящая деревня»). Но особенно впечатляет продуктивность работы Фассбиндера как кинорежиссера: за два года (1969 и 1970) вместе с «Анти-театром» он снял целых одиннадцать великолепных фильмов. Также Райнер отметился в качестве киноактера: он исполнял ведущие роли не только в своих картинах, но и в фильмах других прогрессивных режиссеров, например, Фолькера Шлендорфа, у которого в 1970 году он сыграл главную роль в экранизации знаменитого «Ваала» Бертольта Брехта, а год спустя снялся в ленте «Внезапное обогащение бедняков из Кольбаха». Судьбы ведущих режиссеров «нового немецкого кино» оказались тесно переплетены. Маргарет фон Тротта начинала свой путь в кино как актриса снявшись в трех фильмах Фассбиндера («Боги чумы», «Американский солдат», «Предостережение святой проститутки») и нескольких фильмах Шлендорфа, за которого в 1971 году она вышла замуж. Ей удалось сделать то, что из-за преждевременной смерти не успел сделать герой нашего рассказа – снять в 1986 году фильм о Розе Люксембург в главной роли с Барбарой Зуковой – звездой «Лолы» Фассбиндера.
Вернемся к «Love is colder than death», кстати, среди тех, кому фильм посвящен, фигурирует и имя Клода Шаброля…Главный герой фильма Франц (роль исполняет сам Райнер Вернер Фассбиндер), несомненно, взял много у героя Бельмондо из годаровского «На последнем дыхании», только Франц более грубый и неуклюжий. Второй герой Бруно (Улли Ломмеля), наоборот, выглядит изящным и утонченным преступником с лицом прекрасного эллинского бога…Он мало говорит, его взгляд пугающе ледяной. Он немногословен, возможно, потому что ему нечего сказать – он лишен чувств и эмоций, люди и их переживания ему чужды – он не знает, как общаться с девушками, вспомним хотя бы эпизод в поезде: Бруно не находит ничего лучше, чем поведать о своей «выдающейся» биографии – в 12 лет убил отца, стукнув его вазой по голове; в 16 лет вместе с дружками избил кастетами до смерти парня, отдыхавшего с девушкой на лавочке в парке. Еще более показателен эпизод на полу в комнате: Джоанна попросту не может удержаться от смеха, наблюдая за Бруно… Однако именно жестокий бесчувственно-ущербный Бруно совершает все убийства, в том числе и бессмысленные, вроде убийства официантки в кафе. Без всякой надобности и размышлений он достает из внутреннего кармана плаща пистолет и стреляет.Продолжая сопоставление с «На последнем дыхании» Годара, отмечу, что женские образы в этих двух фильмах имеют разную значимость. Совсем юная, продающая на улице New York Herald Tribune, наивная подружка Бельмондо смотрится как приложение к яркому герою-мужчине. Самостоятельной роли она не играет. Другое дело проститутка Джоанна, девушка Франца. По жизненному опыту она не уступает своему любовнику. Голая комната – лишь кровать и стол, за которым сидит Франц и пересчитывает деньги, заработанные Джоанной. Короткая юбка, чулки, соблазнительно выпирающая из блузки грудь – мы впервые видим Ханну Шигуллу, актрису, которой будет суждено окончательно сбросить Марлен Дитрих и прочих призраков с корабля современности немецкого кинематографа и стать символом немецкой актрисы второй половины двадцатого века. Джоанна вынуждена подчиняться, сносить побои и оскорбления, ложиться с подельником Франца, ведь «ты все равно меня любишь» - с усмешкой говорит ей Франц. Она повидала многое – не меньше, чем Франц или Бруно - и чувствует себя в этой уголовной среде весьма комфортно.
Джоанна в некотором смысле противостоит Бруно. Если Бруно – образ несущего смерть, то героиня Шигуллы есть воплощение маргинальной чувственности, маргинальной любви. Быть холодным – значит принять форму, приносящую успех. Способна ли «любовь» стать «холодной» и тем самым победить «смерть» на ее же поле? Развязка фильма дает положительный ответ на этот вопрос. Джоанна побеждает. Бруно погибает. Франц в очередной раз называет Джоанну шлюхой.
В конце пятнадцатого века молодой пастух Ганс Бем, утверждающий, что с ним говорит сама Богородица, становится лидером движения за радикальное преобразование общества и веры. Бем – реальный исторический персонаж, предвестник более известных революционеров Средневековья – Томаса Мюнцера и Джона Лейденского, время которых наступит спустя сорок лет. Однако Бем Фассбиндера (роль исполняет Михаэль Кениг) в своих проповедях обильно цитирует Маркса и поет песни «Рот Фронта», да и спутники у него не совсем обычные – взять хотя бы Черного Монаха – он явно из другого времени. Фильм насыщен анахронизмами: перед нами предстают то картины из средневековой жизни с церквями и крестьянским укладом, то современные автодороги, городские свалки, многоэтажки. Поля с овечками и пастухами сменяются кадрами с выступлением Amon Duul II (возможно, лучшей немецкой рок-группы всех времен). Что это? Почему все перемешано – речи героев, их костюмы, обстановка? В связи с чем современные проблемы и споры предстают на средневековом фоне? Как революционный марксизм оказался в устах пастуха и воплощения Богородицы?
Для объяснения обратимся к Бертольту Брехту. Брехт, размышляя о трудности изображения современных проблем в драме, указывал на возможность их переноса на фон прошлого. Созданная хронологическая дистанция позволяет глубже увидеть проблемы, облегчает их понимание, проблемы воспринимаются в необычной форме, возбуждающей дополнительный исследовательский интерес. Брехт многократно пользовался этим приемом в своих лучших произведениях – вспомним хотя бы пьесу «Турандот и конгресс обелителей», где на фоне древнекитайского царства объясняется мировой экономический кризис и причины наступления фашизма или же «Книгу Перемен» (Ме-ти), где разбирается спор между Сталиным и Троцким.
Фассбиндер, как и многие западные интеллектуалы своего времени с подачи Режи Дебре, испытывал определенные симпатии к теории «революционного очага» Эрнесто Че Гевары. В фильме мы находим множество интересных рассуждений на эту тему – вопросы задаются в начале (что делать если нет революционной партии? можно ли начать борьбу, если нет для нее всех предпосылок?), ответы звучат в конце, когда молодые герои берутся за оружие.
Даже после сожжения Ганса Бема и уничтожения его последователей, идеи революции и социализма остаются живы. Черный Монах (его играет сам Фассбиндера) вспоминает поражение штурма Монкады в 1953-м и неудачную высадку партизан с «Гранмы» в 1956-м, когда из восьмидесяти человек в живых осталось менее двадцати. Партизанам пришлось уйти в горы Сьерра-Маэстра, однако через два с половиной года борьбы они победили и совершили считавшееся невозможным. Так почему бы и новой молодежи не попытать счастья?
Менады, призывающие бога войны Ареса, средневековый обряд казни, исполняемый на свалке капитализма, полыхающие костры и речи казнимых героев о социальной революции – все это служит адекватному изображению катастрофы реальности. То, что все сносят, является выносимым при том одном условии, что никто не воспринимает это как нечто реальное. Скрытая материальным и идеологическим покровом иллюзий, реальность позднего капитализма не может не вызывать ужас даже у представителей господствующих классов, что очень часто выражается в их установке на саморазрушение. Мир лежит в руинах, реальность распадается на части, капитализм продолжает гнить, отравляя все вокруг, всасывая в свое ненасытное чрево, подобное чреву Молоха, тела и души людей, превращая их в моральных уродов, трусов и приспособленцев. Только социальная революция может спасти человека, вспомним Розу Люксембург – социализм или варварство? – другого не дано. Никто не отменял это положение и в наши дни. Варварство с атомной бомбой и суперкомпьютером, из самых рациональных соображений оправдывающее уничтожение миллионов людей, ничуть не лучше средневекового.
Может ли театр быть средством революционной агитации? – задается вопросом Черный Монах в самом начале картины «Поездка в Никласхаузен». В чем же состоит задача авангарда? Размышляя над проблемами революционного искусства в книге «Одномерный человек», Герберт Маркузе отвечает, что задача состоит в создании образов условий, непримиримых с утвердившимся Принципом Реальности, противостоящих ему и поддерживающих потребность в освобождении. Подлинно прогрессивное искусство несет в себе антагонистическую силу, направленную против репрессивного социума и образов господствующих потребностей этим социумом утвержденных. Оно заставляет читателя или зрителя по-новому воспринимать привычные вещи, заставляет переживать их, а не узнавать. Извлекая предметы и явления повседневной жизни из царства самоочевидного, придавая обыденному черты необычайного, и, тем самым, помогая раскрыть законы причин и следствий, оно пробуждает в людях способность к критическому мышлению, способствует становлению сознания отказа. Именно в этом состоит «эффект очуждения», описанный создателем эпического театра («театра эпохи науки») великим Бертольтом Брехтом, позволяющий разрушить самоотождествление зрителя с событиями на сцене и объяснить каким действительно является окружающий мир и как его возможно изменить.
Несомненно, что на Райнера Вернера Фассбиндера, как и на Фолькера Шлендорфа, идеи Брехта оказали значительное влияние. Открытия создателя эпического театра молодые немецкие режиссеры широко использовали в своих картинах. В этом нет ничего удивительного, ведь сам Брехт указывал на преимущества кинематографа: техника монтажа открывает качественно новые возможности для изображения реальности. Фассбиндер еще в молодости усвоил, что современный мир может быть представлен только в том случае, если он представлен как долженствующий измениться – как состояние негативности, подлежащее отрицанию. Именно этим принципом он руководствовался во время работы над своими фильмами и театральными постановками. Среди других лент Фассбиндера помимо «Поездки в Никласхаузен» выделим еще одну, где влияние Брехта проявляется наибольшей степени. Это «Третье поколение» - «комедия в шести частях об общественных играх, полная напряжения, возбуждения и логики, жестокости и безумия, похожая на сказки, которые рассказывают детям, чтобы помочь им вынести жизнь до самой смерти».
Работа над «Третьим поколением» была завершена в начале 1979 года, то есть спустя год после выхода фильма «Германия осенью», состоящего из нескольких частей, снятых разными режиссерами (среди которых герой этой статьи, Фолькер Шлендорф, Александр Клюге, Альф Брюстеллин), и посвященного событиям осени 1977 года (казнь РАФовцами председателя западногерманского союза промышленников, бывшего крупного нацистского чиновника Ганса-Мартина Шлейера; убийства в тюрьмах заключенных-членов РАФ, в том числе отцов-основателей Андреаса Баадера и Гудрун Энслин; травля государством «симпатизантов», к числу которых был отнесен и Фассбиндер). «Третье поколение» можно рассматривать как продолжение темы «немецкой осени». Перед нами ячейка городских партизан. «Кровожадных левых террористов» типа «банды Баадера-Майнхоф» - именно так принято говорить в буржуазных источниках. Однако вместо монстров или одержимых фанатиков, богемных артистов или литераторов мы видим вполне обычных людей с обычными проблемами: исполнительную секретаршу Сюзанну (Хана Шигулла), Петру (Маргит Карстенсен), вынужденную дома терпеть насилие мужа, сексуально неудовлетворенную преподавательницу истории Хильде, аккуратного продавца пластинок Рудольфа и других.
Время молодых длинноволосых бунтарей-революционеров 68-го и всеобщего увлечения леворадикальными идеями прошло. Наступила эпоха относительной стабилизации капитализма – конец 1970-х. Герои фильма совсем не похожи на абсолютных нонконформистов или профессиональных подпольщиков. Они обсуждают одежду друг друга, предметы интерьера, советуют в какой театр лучше сходить на выходных, играют в монополию и смотрят телевизор. Словом – все как у людей…А между тем они террористы…Самые обычные оказываются самыми необычными – вставшими на путь левого террора и готовыми платить за свой выбор собственными жизнями.
Мы узнаем, что ячейка была создана недавно, их предшественники были разгромлены полицией – кто застрелен, кто арестован. Почти все люди новые, стрелять из них мало кто умеет. Что же заставило их стать на столь опасный путь городской герильи? Послушаем самих героев. «Мне стало скучно, понимаешь, с детства меня учили, что надо работать…», - размышляет Сюзанна в беседе с Петрой. Отсутствие смысла жизни, невыносимая рутина существования, запутанные отношения в семье (неудачник-муж, любовная связь с зятем – офицером полиции) привели к появлению устойчивого чувства ненависти и презрения к самой себе. Будучи на грани психического расстройства, героиня начинает вести двойную жизнь, в которой находится место и для мужа, с помощью новой деятельности надеясь спастись от тюрьмы отчуждения. Сюзанна совсем не похожа на основательниц РАФ Гудрун Энслин или Ульрику Майнхоф. Героини фильма мало напоминают революционных альтруисток, следуя своим убеждениям совершивших уход в вооруженное подполье, коими были Энслин или Майнхоф. В фильме от героев-террористов мы почти ничего не услышим о политической борьбе, о солидарности с угнетенными народами третьего мира, о сознательном выборе тотального сопротивления империализму. Создается впечатление, что через терроризм они пытаются решить сугубо личные проблемы, а идея революционного преобразования общества служит не более чем фоном. «Для современного человека это последняя возможность настоящего большого приключения», - говорит Рудольф о поездке в африканские тренировочные лагеря. Однако он не чувствует никакого единства с угнетенными народами и пролетариатом, он оторван от масс и не стремиться к ним. Он только понимает, что его жизнь проходит бездарно и необходимо что-то серьезно изменить, необходимо «настоящее приключение». Он идет на риск, ему не страшно расстаться с жизнью (терять ведь особо-то и нечего – жизнь такая скучная), но он не настоящий революционер, за ним не чувствуется твердых убеждений, выбирая опасный путь, он стремиться решить индивидуальные проблемы, а отнюдь не преобразовать общество в целом путем долгой сознательной борьбы. Он не является носителем революционного сознания. Сказанное о Сюзане и Рудольфе справедливо и по отношению к остальным членам ячейки.
Один из ключей к пониманию проблематики фильма таится в его названии. Что же означает «Третье поколение»? В эссе, опубликованном в газете «Frankfurter Rundschau» в декабре 1978 года, то есть еще до выхода фильма, Фассбиндер, размышляя о своей новой картине, затрагивает и значение названия. Он указывает на две возможные трактовки, которые, тем не менее, имеют общее между собой. Обе они подталкивают нас к рефлексии над новой и новейшей историей Германии.
Первое поколение – это общество бюргеров с 1848 по 1933 год. Второе поколение – это деды, их понимание и оценка Третьего Рейха. Третье поколение – это отцы, те, кто имел возможность после войны сделать страну более гуманной и свободной, чем она была в предыдущее время, и кто эту возможность уничтожил. Но «третье поколение» также можно понимать как поколение современных террористов, если принять, что у них были предшественники - первое и второе поколение соответственно…
19 октября 1979-го, спустя два года после расправы немецкого государства над политзаключенными-основателями РАФ, Фассбиндер в интервью говоря об истории немецкого левого радикализма, объяснил, что первое поколение – это идеалисты 68-го, желавшие изменить мир и представлявшие, что этого можно добиться с помощью слов и демонстраций. Второе поколение – это «группа Баадера-Майнхоф» или РАФ, осознавшие невозможность изменения ситуации мирными средствами и вставшие на путь вооруженной борьбы. И, наконец, третье поколение – современные террористы, действия которых уже в гораздо меньшей степени связаны с идеологией и политической борьбой, и которыми зачастую словно куклами манипулируют властные и коммерческие структуры ради достижения собственных целей. Что и показано в фильме Фассбиндера. Это грустно, но режиссер (как мы знаем сам вышедший из среды «первого поколения») констатирует постепенное вырождение леворадикального движения.
Конечно, не во всем оценка режиссера верна. Читая документы, релизы и интервью партизан РАФ, боровшихся в конце 1970-х - 1980 годах, мы обнаружим, в них серьезный анализ мировой и германской ситуации, найдем серьезное теоретическое обоснование своим действиям. Тем не менее, на лицо дальнейшее увеличение изолированности подобных групп, их полная оторванность от масс.
В «Третьем поколении», следуя положениям теории Брехта, Фассбиндер апеллирует не к эмоциям и чувствам зрителя, а к его разуму. Режиссеру нужна не эмпатия, а дистанция и рефлексия. Он противопоставляет зрителя событиям на сцене и заставляет его изучать, анализировать происходящее как бы со стороны, предостерегая от попадания в капканы эмоций. Зрителю должна быть интересна не развязка – а интересен сам ход действия. Он должен не сопереживать, а принимать решения и давать ответы, разгадывая загадки режиссера. В некотором смысле можно назвать просмотр «Третьего поколения» интеллектуальным упражнением. Зритель Фассбиндера – это исследователь, скальпелем разума вскрывающий все новые и новые иллюзорные и идеологические покровы реальности. Реальности, как состояния негативности, подлежащей отрицанию.
А что же граждане Германии? Что думает о немецком обществе Фассбиндер? Отмечу, что невротический характер многих изображенных террористов свойственен большинству жителей стран капиталистической метрополии. Невроз - это вовсе не специфическая аномалия психики террористов, наказание за их преступления и злодеяния, как пытается представить часть буржуазных исследователей. Скорее наоборот, уход в терроризм есть отчаянная попытка разрешить существующие психические проблемы человека. Остальные (не-террористы, порядочные граждане, соблюдающие и чтящие закон) еще хуже – раб по-прежнему ищет господина, который будет дрессировать его как собаку – говорится в эпиграфе к пятой части фильма. Заболеваемость неврозом в двадцатом веке в странах метрополии приняла размах эпидемии. Необходимо понять, что противоречия в психике есть отражение противоречий, существующих в обществе. Соответственно, столь часто встречающийся невротический характер связан и в значительной степени порождается противоречиями существующего капиталистического общества. Чем больше этих противоречий накапливается по мере происходящего загнивания капитализма – тем больше противоречий и в психике, тем больше неврозов. Невозможно выздоровление и освобождение человека без разрешения противоречий между трудом и капиталом и преодоления буржуазных ценностных установок.
«Гарантии безопасности буржуазной собственности, спокойствие и «порядок» в стране, верность власти мужчин – разве не эта позиция привела в конце концов к Третьему Рейху? А ведь такое положение сохраняется и в нашем буржуазном обществе. Разве сейчас не пытаются любой ценой сохранить те ценности, которые уже привели нас к фашистскому режиму?» - словами молодого студента размышляет и задает вопросы сам Фассбиндер. Преследования коммунистов, события «немецкой осени» и травля симпатизантов делают эти вопросы особенно актуальными.
Каждая из шести частей фильма начинается с эпиграфа, но это отнюдь не цитирование литературных классиков. Эпиграфы Фассбиндера – это надписи, обнаруженные в общественных туалетах Западного Берлина. Язык стен общественных туалетов – это язык подавленных желаний и сомнений, вырвавшихся наружу в ситуации ослабевания внешних и внутренних цензоров. Такой язык говорит о состоянии и переживаниях народа гораздо более правдиво, чем это делают разного рода буржуазные газеты и соцопросы. «Всегда вынимаешь то, что короче». В этом чувствуется намек на фатализм и безысходность вкупе с чувством неполноценности, привитые массам правящим классом. Народ стесняется сам себя, чувствует себя виновным, однако кто заинтересован в поддержании этих чувств, кто их подпитывает? Тот же, кто переводит стрелки на иммигрантов, инакомыслящих и гомосексуалистов, выдавая их за виновников всех несчастий. То есть буржуазия.
Незадолго до своей смерти Фассбиндер в одном из интервью выделил десять собственных фильмов, имеющих для него наибольшее значение. Любопытно, что на первом месте оказались не «В год тринадцати лун», «Тоска Вероники Фосс» или «Третье Поколение», как ожидалось, а снятая в конце 1970 года картина «Предостережение святой проститутки». С выходом этого фильма близилось завершение периода работы режиссера с Анти-театром. Несмотря на то, что чуть позже (зима 1971 года) совместно с Анти-театром был закончен фильм «Пионеры в Ингольштадте», а в марте 1971 в Нюрнберга состоялась премьера написанной Фассбиндером и поставленной с Анти-театром пьесы «Кровь на кошачьей шее», мы можем с уверенностью назвать «Предостережение» вехой в карьере, итогом, финальным аккордом раннего периода творчества режиссера. В этой картине Фассбиндер переосмысливает темы и образы из своих ранних фильмов и в то же время прокладывает дорогу в будущее - к интеллектуальным мелодрамам таким как «Горькие слезы Петры фон Кант», «Али: страх съедает душу», «Марта».
За исключением «Сатанинского зелья» «Предостережение святой проститутки», пожалуй, самый веселый фильм режиссера. Но кто ищет просто развлечений – тот будет разочарован и, возможно, даже оскорблен. Смех Фассбиндера действительно оскорбителен, особенно для самых ядовитых мух, то есть для «добрых и праведных». Это смех желания, звучащий как гимн сексуальности - срывающий маски и убивающий дух тяжести, но в то же время это смех отчаяния и боли.
«Единственное чувство, которое следует воспринимать всерьез – это отчаяние», - признается режиссер в своем фильме. Только из глубины отчаяния может родиться надежда. Кино – это шок и одновременно проводник надежды. Только с помощью шока можно расшевелить души людей, такие стесненные и запуганные. Кино – это проводник надежды. Надежды на освобождение и торжество неискаженной, непреформированной жизни, превозмогающей боль и страдания. Фассбиндер был по истине одержим этой надеждой, несовместимой с буржуазным миром, подрывающей сами основы репрессивной реальности.
Цифры говорят сами за себя: более чем сорок фильмов за тринадцать лет работы и смерть в возрасте тридцати семи лет от передозировки кокаина. Куда спешил режиссер? Что делало его жизнь похожей на сгорающий в ночи факел?
«Это своего рода душевная болезнь», - отвечал Фассбиндер на вопрос что побуждает снимать его так много фильмов. Киноискусство спасало его как человека, позволяло реализовать свой жизненный проект, давало надежду на изменение невыносимого порядка вещей. Вещи отсутствующие подтачивали порядок вещей существующих. Стрелы мечты разгоняли радиоактивный туман капитализма. Но в то же время киноиндустрия со своими порядками и требованиями, соглашениями и контрактами разъедала его душу. В «Предостережении святой проститутки» отражено это противоречие. Звездный режиссер Джефф (актер Лу Кастель) разрывается между любовью и ненавистью к своему ремеслу. Он вынужден брать деньги на создание фильма у немецкого правительства, но в то же время желает говорить исключительно правду, изображать вещи такими, какие они есть. Именно поэтому он, объясняя характер роли актеру Эдди Константину, указывает, что это должен быть не благородный джентльмен, а тип человека достойного своего фашистского правительства – жестокое, бездушное дитя капитализма, холодное как лед.
Несомненно, Джефф – ключевая фигура фильма, роль и место остальных героев мы узнаем, в первую очередь, наблюдая за их отношениями с этим героем. Сам Фассбиндер играет измотанного менеджера Сашу, одетого в белый костюм и черную рубашку, подчеркивающую контраст, двойственность персонажа. Однако нетрудно заметить в фигуре Джеффа черты самого Фассбиндера-режиссера. Одетый в черную кожаную куртку, одержимый искусством режиссер-диктатор, изматывающий своих актеров. Именно таким многие вспоминают Фассбиндера. Тем не менее, большинство актеров, работавших с Райнером, вспоминают это время как лучшее в своей жизни, вспоминают помимо изматывающей, граничащей с жестокостью требовательности также необыкновенную чуткость и очарование личности режиссера. Показательна преданность и привязанность актеров режиссеру: снявшиеся в «Предостережении» Улли Ломмель, Хана Шигулла, Курт Рааб, Ингрид Кавен, Маргард Бом, Гарри Бэр от фильма к фильму продолжали работать с Фассбиндером, вместе с ним строя «дворец из фильмов». «Предостережение святой проститутки» тонко передает очаровывающую грубость режиссера, блистательно раскрывает межличностные противоречия (в том числе сексуальные) творческих людей, а также противоречивую позицию художника, вынужденного жить и работать в мире буржуазной киноиндустрии. Фассбиндер не был волшебником, одним взмахом волшебной палочки, творившим великое кино. В настоящем искусстве так не бывает. В каждую свою работу он вкладывал часть своей тоскующей по новому миру души. Фассбиндер писал свои картины кровью, причем не только своей: мучил не только себя, но и работавших с ним людей. Однако успех и удовольствие от творческой работы он делил также со всеми. «Ты вправе обращаться со мной как угодно, потому что то, что ты делаешь – высший класс…», - говорят Джеффу в фильме актеры. Признаем, нужно иметь достаточно мужества, чтобы правдиво изобразить свои неприглядные стороны, как жестокость и грубость, открывающиеся во время работы. Создается впечатление, что в этой картине Фассбиндер высмеивает свой собственный гений и преклонение перед ним. Далеко не каждый на это способен. Это впечатление усиливается после прочтения цитаты из Томаса Манна, завершающей фильм: «Должен признаться, порой достаточно трудно изображать людей, когда тебе самому человеческое чуждо». «Сатана гордился – с неба свалился», - вот оно предостережение святой проститутки кинематографа. Чтобы говорить о жизни правду, а не создавать иллюзии «правдивости», соревнуясь в искусстве подражания и распознавания с государством, необходимо не бояться говорить правду о себе самом. Необходимо не бояться идти на конфликт и быть зачисленным в разряд «экстремистов», «маргиналов», «извращенцев» - это все не более чем ярлыки, навешиваемые Властью. Ради творчества и освобождения, как личного, так и коллективного не надо бояться жертв и боли. Рождение нового всегда сопровождают великие муки роженицы. Фассбиндер был готов к жертвам. Его жизнь – это история самосожжения во имя надежды. Это изображение неутешительной правды о жизни и нравах послевоенной Германии, поиск подлинной чувственности среди пустыни лицемерия и одиночества буржуазного мира, трагическая песнь надежды, вырывающаяся из скал отчаяния и тоски.
Воронеж, апрель 2008 год
