ЮРГЕН МЮМКЕН
"ЕДИНСТВЕННЫЙ" И СЕКСУАЛЬНОСТЬ "БЕСПОЛОГО" "Я"
(«Der Einzige» und die Sexualitaet des «geschlechtslosen Ich’s»)
«Идеи Макса Штирнера из-за отсутствия отсыла к феминистско-анархистским теориям более не являются для моего исследования интересными», пишет Сильке Лошельдер в своей книге «AnarchaFeminismus. Auf den Spuren einer Utopie». Лошельдер права в том смысле, что нет анархисток / анархофеминисток, по крайней мере, я с такими не знаком, которые бы ссылались открыто на Штирнера, и что исследование Штирнера является привилегией мужчин. Хотя в «Единственном и его собственности» и нет критики патриархата, «Единственного» можно читать как критику идентичности, т.к. если нет «человека», нет ни «мужчины», ни «женщины». У Штирнера Я Единственного не имеет твёрдого ядра и стабильной идентичности, а его существование лежит до всяких категориальных определений: «Никакое понятие не выражает Меня, ничто из того, что выдают за Мою сущность, не исчерпывает Меня; всё это – имена» (Штирнер: Единственный). «Единственный» не является определением Я, но обозначает отдельного существующего человека, причём каждый человек является «Единственным».
В дискуссии о «Единственном» тема сексуальности и вопрос о половой идентичности «Единственного» (и «Единственной») были обделены вниманием. В своей лекции «Сексуальность и теория общества» от 1980-ого года Вольфганг Эссбах уже указывал на то, что у Фейербаха, Маркса и Энгельса сексуальность и половая идентичность (gender identity) играли свою роль в их критике Штирнера. Но в общем, осталось незамеченным, что существует не только «Единственный», но и «Единственная». Так, штирнеров «Единственный» до сих пор понимается как мужчина.
Фейербах и Маркс с Энгельсом
Фейербах пишет в своей критике к «Единственному»: «Вот возникает перед твоими глазами женская красота; ты восторженно восклицаешь, она несравненно прекрасна. Но смотри! Там перед тобой стоит мужская красота. Не станешь ли ты неизбежно сравнивать их между собой? И если ты этого не делаешь, чтобы упорствовать в твоей несравненности, не станут ли обе красоты сравниваться между собой сами, не станут ли они удивляться своей одинаковости, несмотря не разницу, своей разнице, несмотря на равенство? Не станут ли они непроизвольно кричать друг другу: Ты – то, чем являюсь Я, и, наконец, во имя человека опровергать свою исключительность посредством взаимных объятий? «Я люблю лишь единственное» - говорит Единственный. Я тоже, хотя я вполне общественный человек. Но эта единственная женщина , которую ты любишь, обезьяна, ослица, сука, не человеческая ли это женщина? «Я – больше, чем человек» - говорит Единственный. И больше ли ты, чем мужчина? Твоя сущность или, более того, ибо слово Сущность презирает Единственный, хотя оно означает то же самое – твоё Я, не мужское ли оно? Можешь ли ты отделить мужское даже от того, что называют Умом? Не является ли твой мозг, священный, ценный внутренний орган тела, мужским? Твои чувства, твои мысли – немужские? Может быть, ты – самец животного, пёс, обезьяна, жеребец? Чем является твоё единственное, несравненное, твоё, следовательно, бесполое Я ещё, как не переваренный остаток старого христианского сверх-натурализма?» (Людвиг Фейербах: О «Сущности христианства» в отношении к «Единственному и его собственности).
Для Фейербаха человек либо мужской, либо женский, и тем самым чувства человека и мысли человека предопределены. «Быть мужчиной» или «быть женщиной» становится, тем самым, определением сущности человека, которое пронизывает его и её, и таким образом предопределяет чувства и мысли. Определение сущности человека обуславливается биологическим телом. Штирнер видит это иначе и пишет ответ Фейербаху:
«Ты – больше, чем человек, поэтому – ты и человек тоже. Ты больше, чем мужчина, но и мужчина тоже: человечность и мужественность не объясняют тебя полностью, и поэтому всё, на что тебе указывают как на «истинную человечность» или «истинную мужественность», может оставить тебя равнодушным (...) Фейербах хотя и не «самец животного», но не является ли он чем-то большим, чем человеческим мужчиной? Написал ли он свою «Сущность христианства» как мужчина, и не нужно ли ему было быть чем-то большим, чем мужчина, чтобы написать эту книгу? (...) Поскольку он является единственным Фейербахом и поскольку он одновременно является мужчиной, живым существом, франконцем и т. д., но он больше, чем всё это, поскольку все эти описания реальны лишь посредством его уникальности: он – единственный мужчина, единственный человек и т.д., да, он – несравненный мужчина, несравненный человек. Чего же хочет Фейербах своим «следовательно бесполым Я»? Является ли Фейербах, если он – нечто большее, чем мужчина, «следовательно» бесполым?» (Штирнер: Малые труды и возражения на критику его труда «Единственный и его собственность») Для Штирнера существуют и мужчины и женщины, но не «мужчина» или «женщина». Существовали бы «мужчина» и «женщина», Единственный и Единственная были бы без предпосылок, и не существовало бы «Ничто, из которого / сам как творец сотворяю всё». Высказывание «больше, чем мужчина» не стоит рассматривать как оценку, но «быть мужчиной» и «быть женщиной» не исчерпывает Единственного и Единственную; «быть мужчиной» и «быть женщиной» не является определением человека. Для Штирнера все рождаются как люди, и с рождения как мужчины или женщины, но именно это ничего не говорит о сущности человека. Тем самым Штирнер ставит содержание и устоявшееся значение понятий «мужчина» и «женщина» под вопрос, он отвергает представление об «истинной мужественности» и «истинной женственности» чётко и ясно. Если бы было нечто вроде «истинной» половой идентичности, к которой люди привязаны, не было бы никакого Единственного и никакой Единственной. Ещё более чётко, чем у Фейербаха, указание на сексуальность в критике Штирнера играет свою роль у Маркса и Энгельса. Во многих отрывках они формулируют подозрение, «что с сексуальностью у Штирнера что-то не то». Так, Маркс и Энгельс полемизируют против Штирнера: «Юнец, который «позирует», вместо того, чтобы гоняться за молодыми девицами и прочими профаническими вещами, является ни кем иным как юным «Штирнером», берлинским студентиком, занимающимся гегельянской логикой». (). Как и Фейербах они подозревают, что Единственный не обладает сексуальностью и не задумывается о размножении, и делают замечание о его единственности: «Т.к. люди у «Штирнера» не предопределяются внешним миром, а также не приводятся в движение для производства механическим ударом потребностей, вообще, механический удар и, тем самым, и половой акт, потеряли своё воздействие, то они (люди) могли только чудом продолжать своё существование». Единственный и Единственная у Штирнера «не выбирает служение дальнейшему развитию человечества» (Единственный и его собственность).
Единственный и Единственная без предпосылок отвергает фиксацию мыслей и желаний, т.к. видит в этом отчуждение. Маркс и Энгельс видят это иначе: «Желание уже по своему простому существованию – нечто «фиксированное», и только Святому Максу и соратникам могло прийти в голову не давать своему инстинкту размножения стать «фиксированным», каким он уже является и мог бы прекратить таким быть лишь при кастрации или импотенции. Всякая потребность, лежащая в основе «желания», тоже является чем-то «твёрдым»». Т.е. (гетеро-) сексуальное желание по Марксу и Энгельсу есть нечто «фиксированное», т.е. нечто, что предопределяет мужчин и женщин. Гетеросексуальность как основа для общества и для прогресса в истории.
Сексуальность и правда
Эссбах отсылает этим анализом к исследованию французского философа Мишеля Фуко, который указывал в своих исследованиях на стратегическую функцию сексуальности в производстве правды в европейских обществах. Фуко занимался во время работы над «Сексуальностью и правдой» вопросом, «как в современных европейских обществах формировался «опыт», который давал индивидам возможность признавать в себе субъекты «сексуальности»». Фуко интересовали «формы, в которых индивиды могли и должны были признавать себя субъектами этой сексуальности». В конце концов, Фуко занимался вопросом, как «индивид формирует и познаёт себя как субъект». В первом томе «Сексуальности и правды» он пишет:
«Определённая череда случаев в ходе столетий привела нас к тому, что мы задаём вопрос о том, кем мы являемся, полу. Причём не столько естественному полу (как элементу живого, предмету биологии), а но полу историческому, полу значения, полу дискурса. Мы встали под знак пола, но скорее – под логику пола как физики. Не стоит обманываться: под великой серией бинарных пар (тело / душа, плоть / дух, инстинкт / разум, стремления / сознание), которые, кажется, соотносят пол с чисто лишенной механикой, Европа не только и не в первую очередь приписала пол полю рациональности – что, конечно, не было бы особенно удивительным, настолько мы привыкли со времён греков к подобным «завоеваниям», но мы дали почти полностью нас, наше тело, нашу индивидуальность поставить под знак логики желания и страсти. Впредь они послужат нам универсальным ключом, когда мы захотим знать, кем мы являемся (...) Пол – причина всего» (Фуко, Воля к знанию, Сексуальность и правда, том 1).
Для Фуко сексуальность включается как стратегический индекс правды субъектов. Именно это и делают Фейербах, Маркс и Энгельс в своей критике Штирнера. У Фейербаха сексуальность как индекс имеет тройственное значение, как видно из следующей цитаты: «Но как мужчина ты ссылаешься в сущности, необходимо на другое Я или Сущность – на женщину. Если я хочу признать тебя как индивида, но я не должен ограничивать моё признание только тобой, но одновременно должен распространить его и на твою женщину. Признание индивида – неизбежно признание по меньшей мере двух индивидов. Но двое не имеют завершения и смысла; за двумя следуют три, за женщиной – ребёнок».
Три содержащиеся тут индекса пола являются следующими: 1. сексуальный индивид (мужчина), 2. сексуальная связь (мужчина-женщина), 3. половая последовательность поколений (мужчина-женщина-ребёнок). Последовательность поколений играет роль и у Маркса с Энгельсом: «История является ни чем иным как последовательностью отдельных поколений». Связь «мужчина-женщина» является центральной и для Маркса с Энгельсом: «Третье отношение, которое тут сразу же входит в общественное развитие, это то, что люди, которые каждый день создают свою повседневную заново, начинают делать других людей, размножаться – отношение между мужчиной и женщиной, родителями и детьми, семья». В другом месте Маркс пишет: «Непосредственная, естественная, необходимая связь человека с человеком – это связь мужчины с женщиной. В этом естественном родовом отношении отношение человека к природе есть его непосредственное отношение к человеку, как отношение к человеку является непосредственным его отношением к природе, его собственное естественное предопределение».
Для Фейербаха, Маркса и Энгельса центральные категории История, Общество и Индивид связываются друг с другом посредством логики (гетеро)сексуальности. О роли сексуальности у Штирнера Эссбах пишет: «Сексуальность у Штирнера не просто исключается, она получает другую ценность. Сексуальность не является кульминационным моментом субъектов, но индивиды обладают ещё и полом. Они обладают им, но он их не исчерпывает». Для Эссбаха Штирнер не желает вписываться в современный дискурс о сексуальности и выражает этой в следующей цитате: «Моногамия должна быть чем-то священным, а кто, например, живёт в двойном браке, того наказывают как преступника; кто занимается кровосмесительством, тот пострадает как преступник. С этим соглашаются те, кто всегда кричит, что в государстве нельзя оглядываться на религию. (...) Не являются ли те кровосмесительство и моногамия верованием? Стоит к ним только прикоснуться и можно узнать, что этот моральный человек ещё и воин за веру, (...) Клеймо «преступления» будет наложено на него и томиться ему в домах морального исправления, в темницах. Моральная вера, таким образом, так же фанатична как и религиозная». Штирнер указывает тут на теоретическую связь сексуальности, общества и религии. Фейербах хочет превратить небесную любовь в земную, у Штирнера же речь идет, напротив, «о критике общества, которое не в первую очередь и не исключительно обосновывается матрицей сексуальности» (Essbach 1982).
[…]
Эксурс: Gender trouble
Разделение на секс и гендер перенимает этим утверждение естественного бинарного полового различия. В этом дискурсе половое тело (sex) и дальше остаётся укрытым от истории. Гендер рассматривается в этом дискурсе как «более позднее» искажение, культурная интерпретация пола биологического, но тем самым воспроизводится царящий бинарный код «природа / культура». Дискурс исходит из существования естественного, изначального полового тела в общественной, лишённой предпосылок форме. Этим натурализирующая, биологическая концепция категории «пол» не упраздняется, а просто переносится в «sex». Нужно исходить из того, что материальность тела есть исторический и дискурсивный процесс, и что нет никакого естественного, до-дискурсивного тела, которое было бы нам доступно. С вычленением естественного полового тела подвергается сомнению и модель двуполости. Актуальное половое тело бинарный порядок полов является результатом исторических процессов внутри европейских обществ. И сегодня ещё существуют, среди прочих, в Мексике, Индонезии общества, которые знают более двух обществ. Модель одного пола, существовавшая в европейском культурном пространстве со времён Античности, была трансформирована в модель двух полов. С этих пор различие полов стало вопросом предполагаемой фундаментальной биологической разницы. В модели одного пола мужчины и женщины не были биологически различными, но для мужчин и женщин были различные гендерные роли. (ср. Laquer, Auf dem Leib geschrieben. Die Inszenierung der Geschlechter von der Antike bis Freud, 1996)
В ходе 18-го столетия, при формировании буржуазно-капиталистического общества произошло смещение в понимании пола и тела. Развившаяся сравнительная анатомия тела исходит из того, что различие между «женским» и «мужским» телом заключается не только в половых органах, но что женское тело в каждом из своих элементов отличается от мужского. Оба пола являются в этом дискурсе не только отличными друг от друга в биолого-анатомическом смысле, но и в плане мышления, чувств и суждений. Царящие социальные роли и различия между полами натурализируются развитием особенной женской антропологии и вписываются в половые тела (ср. Andrea Maihofer, Geschlecht als Existenzweise. Macht, Moral, Recht und Geschlechterdifferenz, 1995).
Новый научный дискурс о биологическом теле заменил социальную как важнейшую категорию. Или «иначе говоря: были изобретены два биологических пола, чтобы дать социальному новое основание. (Laquer 1996). Отношение мужчин и женщин внутри биологического дискурса не является вопросом равенства или неравенства, но – вопросом различия. Мужчины и женщины обладают, согласно ему, различной сущностью и предназначением. Это «открытие» биологического противопоставления полов в теле казалось необходимым, чтобы поддержать патриархальный порядок пред лицом провозглашения прав человека и гражданина.
В трудах Джудит Батлер (ср. Gender Trouble: Feminism and the Subversion of Identity, 1990, Bodies That Matter: On the Discursive Limits of "Sex", 1993) пол (sex, gender) понимается как дискурсивный эффект и социальная конструкция. Цель Батлер – деконструировать вынужденную гетеросексуальную ориентацию желания и связанную с ней конструкцию пола, поставить естественную двуполость под вопрос. Батлер развивает в своих работах феминистскую фундаментальную критику различия между sex и gender. Это приводит Батлер к деконструкции субъекта «женщина» и теории дискурсивной материализации тел. Для Батлер различение между sex и gender подтверждает традиционное разделение на мужчин и женщин и направлено против феминистского целеположения – преодоления патриархата и принудительной гетеросексуальности. Батлер исходит в своих трудах из того, что пол и половое тело – т.е. sex и gender – следует понимать как дискурсивные конструкции, которые производятся исключительно посредством языка.
Бинарная организация полов и их, якобы, природа приводят к патологизации отклоняющихся половых сущностей, которые воспринимаются, проблематизируются и определяются как интер- или транссексуальность. Деконструкция sex’a исключает всякое желание как гомосексуальное или гетеросексуальное, т.к. обе категории всегда соотносятся с биологическим определением пола и бинарным порядком полов.
Истинный пол и «Единственный»
Когда Фейербах пишет о Штирнере – «Не является ли твой мозг, самая священная, наивысшая внутренность тела, мужским?» - становится ясно, что он является именно представителем этого нового мышления. Чувства и мысли Штирнера должны быть, соответственно, мужскими, т.к. Штирнер – мужчина, и эта бытность мужчины обязательно определяет Штирнера. Но лишённый предпосылок «Единственный» отрицает это. Единственный настаивает на своём мышлении в отличие от свободного или чужого мышления, а также в отличие от мужского мышления, т.к. Единственный является тем, кто освобождается от всех чуждых условий. «Мужская» или «женская» идентичность была бы чуждым условием, которая определялась бы соответствующими историческими представлениями о мужчинах и женщинах. Когда Штирнер высказывается против сущности человека, он высказывается и против сущности мужчины и женщины, и отрицает тем самым также всякое определение мужчин и женщин. Не только Фейербах, но и Маркс видит это иначе:
«Северный и южный полюса притягиваются; женский пол и мужской также взаимно притягиваются и лишь объединение их крайних разностей получается человек. (...) Так, северный и южный полюса – оба полюса, сущность их едина; также женский и мужской пол оба являются родом, сущностью, человеческой сущностью. Они есть более дифференцированные существа. Они являются тем, чем являются, лишь как различное определение, т.е. как различное определение существа. Истинные, действительные крайности были бы полюсом и не- полюсом, человеческим и нечеловеческим. Различие здесь есть различие существования, там – различие существ, двух существ. Что касается второго, то основное определение заключается здесь в том, что понятие (бытие и т.д.) должно быть охвачено абстрактно, что оно не самостоятельно, но как абстракция от другого и только как такая абстракция обладает значением; т.е., например, дух – только является абстракцией от материи. Тогда понятно само собой, что именно потому, что как эта форма должна определять его содержание, тем более является абстрактной противоположностью, предметом, от которого оно отличается, в своей абстракции, т.е. тут в абстрактном материализме, заключается его истинное существо».
Для Маркса мужчины и женщины хотя и являются человеческими существами, но их определения, однако, различны. Определение как социальный пол (gender) исходит из биологического пол (sex). Гендер видится Марксу на фоне гетеросексуальной матрицы, размножение, полностью в иудейско-христианском смысле, как сущностное назначение мужчин и женщин. Всё это Штирнера не интересует. Фиксация на половую идентичность не исчерпывает Единственного:
«Человек – это только мое свойство (собственность), как мужественность или женственность. В античном мире идеал заключался в том, чтобы быть в полном смысле слова мужчиной; главными добродетелями были virtus и arete, то есть мужественность. Но что бы мы сказали о женщине, которая захотела бы быть только всецело «женщиной»? Это дано не всякой, и для некоторых это было бы недосягаемой целью. Женственностью же она все равно обладает от природы, это ее свойство, так что «истинной женственности» ей не нужно. Я – человек, совершенно так же, как земля – планета. Так же, как смешно было бы утверждать, что задача земли – быть «истинной планетой», так смешно навязывать мне как призвание «обязанность быть» истинным человеком».
Кажется, Единственного не исчерпывает ни фиксация на половой идентичности, ни сексуальное желание. Единственный и Единственная не обладают истинным полом, на «Ничто построили они своё дело».
Для Штирнера ни человек, ни мужчина, ни женщина не являются сущностью, определением. Штирнер не ставит дву-полость общества под вопрос, но и он исходит из того, что есть биологические женщины и мужчины, но у Штирнера не возникает никаких гендерных ожиданий. Это было бы в рамках феминистского дискурса позицией «феминизма равенства»: причиной угнетение женщин являются «не биологические различия между мужчинами и женщинами, а связанные с ними предписания патриархального общества» (S. Lohschelder, AnarchaFeminismus2000). Теоретики равенства признают бинарный порядок общества, которое делит людей на мужчин и женщин, но из этого не могут возникать различные ролевые ожидания женщин и мужчин. Различные социальные роли и иерархия полов – выражение патриархального угнетения. Даже если женщины и мужчины как биологический пол (sex) различны, для социального пола (gender) требуется равенство.
Штирнер, постструктурализм и феминизм
Для постструктурализма язык – это то место, где настоящие и возможные формы общественной организации и их вероятные социальные и политические последствия подвергаются определению и сомнению. Постструктурализм ссылается тут на швейцарского лингвиста Фердинанда де Соссюра (1857-1913). Язык не только отражает реальность, но реальность, согласно де Соссюру, вообще возникает посредством языка. В теории языка де Соссюра языковой знак – «не самостоятельная, изолированная единица, которая сама обладает значением». Никакое понятие не обладает значением само по себе. Штирнер так же исходил из общественности языка, которая, среди прочего, заключается в ограничивании от отклоняющихся значений в речи. Речь подчиняется общественным властным и владыческим отношениям. Штирнер же ведёт речь о амбивалентном языке. Он «пишет против царящего употребления слов, отходит к более старым значениям слова, смещает семантику и провоцирует новые значения» (Essbach, 1982). Понимание языка, как его понимают Штирнер и постструктурализм, приводит к тому, что «царящее» (herrschende) значение понятий (как например «правда», «тело» и т.д.) может быть подвергнуто сомнению. Даже если Штирнер в «Единственном и его собственности» предпринимает лишь денатурализацию субъекта посредством концепции «Единственного», примыкая к Штирнеру из-за его критического отношения к языку, можно денатурализировать и тело (никакое понятие меня не выражает – Штирнер). Денатурализация тела является ещё одним центральным элементом постструктурализма. Так, деконструкция sex и gender есть возможное постструктуралистское присоединение к Штирнеру. Я сознательно говорю – «возможное присоединение», т.к. исхожу из того, что существуют и другие способы чтения Штирнера, и что постструктуралистский – лишь один из них, даже если он и является моим способом прочтения. Попытка истинной интерпретации труда Штирнера была бы, наверняка, анти-штирнерианской авантюрой. Как уже было сказано, денатурализация субъекта есть одна из общих черт у Штирнера и постструктурализма. Штирнер пишет о своем представлении о субъекте «Единственного»: «С этого момента вопрос звучит – не как должно заполучить жизнь, а как, наслаждаясь, её растратить, или не как создать в себе истинное Я, а как раствориться, как жить собой».
Этот отказ от идентичного с самим собой человека Штирнер разделяет с Фуко, Батлер и другими постструктуралистами. Именно это отрицание «истинного Я» документирует идейно-историческое родство философии Штирнера с постструктурализмом, не желая записывать Штирнера в предшественники или прародители. Даже если многие постструктуралисты (например, Фуко, Деррида, Делёз) читали Штирнера, а Фуко и Деррида даже советовали своим слушателям или читателям читать Штирнера.
Касательно субъекта существуют не только общие черты, но и немалозначащее отличие от постструктурализма, т.к. оный исходит от дискурсивного производства субъекта. Субъект тут не стоит вне общественных отношений, этнизации, исторических традиций и идеологических структур, но и не определяется ими. Субъект ни радикально свободен, ни определён общественными отношениями. Так же как и различные общественные структуры влияют на субъект, субъективируют индивида, субъект влияет и на эти структуры, которые не рассматриваются как существующие раз и навсегда. Посредством работы над общественными структурами Я воздействует само на себя.
Постструктуралистский и критичный к идентичности взгляд на Штирнера и его «Единственного» предлагает – как мы видели – некоторые возможности примыкания к анархо-феминизму или к постфеминистскому анархизму. Деконструкция пола – sex и gender – и преодоление двое-полия общества являются необходимыми для преодоления патриархата и принудительной гетеросексуальности, и для возникновения анархичной индивидуальности по ту сторону половых и сексуальных идентичностей.
Перевод с немецкого: Бигмунт Зауман
