МИХАИЛ ЛАРИНОВ


АНГЕЛЫ, ШЛЮХИ and CALIFORNIA DREAMIN`





Покажи мне камень, отброшенный
строителями. Он – краеугольный камень!
(Евангелие от Фомы)

В середине шестидесятых в Америке была весьма популярна группа The Mamas and Papas, песня, благодаря которой они прославились и вошли в историю, называлась California Dreamin`. Существует легенда, что скучали как-то в своей квартире в холодном и дождливом Нью-Йорке создатель группы Джон Филлипс, которому уже перевалило за тридцать, его молоденькая жена Мишель (ей только исполнилось двадцать) и вспоминали лето, проведенное на солнечных пляжах Калифорнии…Так и родилась песня…К чему это я? Сижу я сейчас в своем склепе, одинокий, простуженный, за окном моросит дождь, на улице днем опять дрались мужики и вспоминаю свой California Dreamin`, не такой поверхностный как у Mamas and Papas, гораздо более правдивый и откровенный… Этим летом я побывал в советской Калифорнии, то бишь в Крыму…Объездил почти весь Крым: Джанкой, Ялта, Севастополь, Бахчисарай, Симферополь и т.д…, бродил, наблюдал, ставил эксперименты, изучал быт, интересы, чувственный настрой местных жителей и приезжих, делал выводы для себя: частью из них я поделюсь, а частью нет. Для большей достоверности при передаче своих впечатлений я буду использовать прямые выкладки из ведомых мною путевых дневников – заметок, сделанных непосредственно на местах, часто в весьма неожиданных ситуациях. Возможно, именно они – горькие, вырывающиеся из самого сердца и нестесненные формой - являются наиболее ценными…




Уж кому как не мне знать вашу ебаную психологию, темные офисные лошадки, приехавшие сюда на юг потрахаться. Мне вашему врагу и антиподу, the damn poet. Но взращенному на вашем дерьме.

Увы, я со своими записными книжками, стихами, со своим прекрасным лицом и телом, прекрасный словно Иисус Христос, на хуй не был никому нужен. Зато вы такие лоснящиеся, self-confident, со своими широкими шортами, из которых выпирали ваши половые члены, со своими толстыми кошелями, немецким пивом и мобильными телефонами были здесь в самый раз, были хозяевами праздника и жизни. А я – vagabond везде и всегда, шлялся с суицидальными глазами и раскладным ножом по вашим пристаням и вашим пляжам. Никому не нужный Иисус Христос, в который раз распятый человеческим равнодушием…

Чужая печаль здесь никому неинтересна, ведь главное – получить удовольствие. Сюда приезжают не за чужими проблемами, сюда приезжают потрахаться. Атмосфера непрекращающегося веселья, греющего жопу комфорта, доступного, а главное относительно дешевого секса заставляет окончательно забыть идею освобождения, тех, кто когда-либо о ней помнил. Как выяснилось, «революционеры из Интернета» тоже сюда едут отдыхать – попить коньячку в Коктебеле, позагорать на пляже (для продвинутых – на нудистском пляже), пощупать сиськи девок, катаясь на канатной дороге, что в Ялте.

Красное вино залило улицы города…Вино загорелых молодых тел, ищущих самоутверждение через секс…

Танкера продажной любви в ожидании стоят у причала…

Солидные господа, приехавшие за сунь-вынь, обеспечившие своих детей и любившие своих жен…

Прогуливаются по центру города-шлюхи, слегка пьяные, позитивные и отдыхающие…

Тебя, такого strange, стараются не замечать…Насмешливые взгляды девушек периодически останавливаются на тебе, обжигая, а затем вновь убегают в ночь развлечений в объятиях дорогих кавалеров и клубной музыки…

Тебя, кто, тоскуя по высоким чувствам, преследовал уличных проституток…

Тебя, кто влюблялся, и чью любовь старались не замечать…старались не замечать…

Тебя, чья сперма орошала пляжи Ялты под музыку оскорблений, угроз и насмешек…

Тебя, чьи катера резко меняли курс и уходили в открытое море, протестуя против одиночества миллионов…

Тебя, кто развлекал созерцателей победившего Зрелища, чтобы помочь другому бродяге купить самое дешевое пиво…

Тебя, кто развлекался сам, рисуя на песке троцкистские четверки, попутно убеждая юное создание что секс – это прекрасно…

Тебя, кто, брошенный всеми, общался с непризнанной Богородицей, уговаривая ее вновь заговорить на языке Маркса…

Тебя, кто высмеивал партийную дисциплину несуществующей партии, прячась под кроватью от пуль вчерашних товарищей…

***

И вновь сидит Мишель на лавочке,…а рядом эти – с долларами и блядями (уж очень красивыми). Проходят, лапая своими ручищами блядей за задницы.

Strange and lonely Michelle закрывает глаза и в своем воображении взрывает ИХ мир на хуй. Проносятся картины, напоминающие финальные кадры «Забриски Пойнт» Микаланджело Антониони. Загораются, словно наполненные горючим, их кафе, рестораны, ночные клубы. Разлетаются в разные стороны их туфли с высокими каблуками, их лифчики, трусы, кошельки. Все горит. Горят их паспорта, деньги, лопаются вылетающие из сумочек изделия номер «два»…Волнующая картина буржуазного апокалипсиса…

Мишель улыбается и медленно открывает глаза…ЭТИ продолжают идти, как ни в чем не бывало. Вон опять – в красном платье, с нагло выпяченными сиськами…

Однако желания плоти, ранее так мучившие Мишеля, теперь ему чужды. Он их победил, вернее преодолел. Знаете, есть чувства, которые грозят убить одинокого, но если им это не удается, то они умирают сами. Не так ли говорил Заратустра?

Я не завидую участи вашего ебаного Карфагена. Раз того, что я видел, еще не было – значит когда-нибудь будет. Таким, какой он есть сейчас – продажным, надменным, жестоким и жадным, где у каждого «свои проблемы» - мир оставаться попросту не может. Я чувствую закат вашего мира и радуюсь этому закату как своей высшей надежде.

А вам, шлюхи, скажу словами одного из своих возможных предшественников: «Дщери Иерусалимские! Не плачьте обо мне, но плачьте о себе и о детях ваших, ибо приходят дни, в которые скажут: блаженны неплодные и утробы неродившие, и сосцы непитавшие!»

Нигде я не видел раньше такой по-дикому свободной и дерзкой природы как в Крыму. Дорогой Ялта-Севастополь, глядя в окно, я был очарован морской лагуной, мускулистыми горами и цветущими лесами. Пушкин воспел эту землю. Здесь было пролито много крови. Но сегодня все словно позабыто и здесь также торжествует молох потребления – немеркнущее божество последних людей. Я смотрю на них – чавкающих, пляжных и фотографирующих - и убеждаюсь: этой прекрасной земле нужны другие люди, другие чувства, другие мечты. Эта земля героев, поэтов и высоких страстей, а не толстопузых дельцов из Москвы и Киева, приехавших на юг «поразвлечься» и не вихлястой «золотой молодежи» с ее ди-джеями и ночными клубами. Слышите, уроды! Севастополь – город герой, а не город шлюха! И мы обязательно вернемся, обязательно придем, но воевать мы будем не за мертвые города - Москву или Киев, с их порядками мертвых, а за новую идею счастья, за нового человека, за новую любовь. Любовь должна быть придумана заново, и человек должен быть придуман заново.

Пусть ваш мир и мир ваших удовольствий смоет отчаяние, таких как я, а нас много – я это знаю, отчаяние размером больше Черного моря, и порожденная этим отчаянием ненависть посыплется молниями из оскорбленного вами неба!

Ух, дети репрессивной десублимации, как я вас ненавижу!

***

Крым Бахчисарая и его окрестностей поразительно отличается от Крыма побережья – Крыма пляжного и еще больше отличается от Симферополя, вечернее пребывание в котором сильно напомнило мне мои многочисленные поздние блуждания по левому берегу Воронежа – от Машмета до Отрожки. Бессмысленный и некультурный «столичный» город, каких много… В Бахчисарае же еще чувствуется История, еще чувствуется Тайна…Чувствуется Восток и очаровывающая исламская культура. В Бахчисарае я встретил восточную ночь, поразившую своей красотой поэта Пушкина и воспетую им:

Настала ночь; покрылись тенью
Тавриды сладостной поля;
Вдали под тихой лавров сенью
Я слышу пенье соловья;
За хором звезд луна восходит;
Она с безоблачных небес
На долы, на холмы, на лес
Сиянье томное наводит.
Покрыты белой пеленой,
Как тени легкие мелькая,
По улицам Бахчисарая,
Из дома в дом, одна к другой,
Простых татар спешат супруги
Делить вечерние досуги…

Татар, живущих в Бахчисарае, я нашел гостеприимными, гордыми людьми, обладающими внутренним достоинством. Любопытно, что у татар из Симферополя, с которыми мне пришлось общаться, этого внутреннего достоинства мною замечено не было. Они ничем не отличались от других жителей «столичного города», обычные, часто наглые и хамы. Думаю, крупные города – города заводов, администраций и управленцев неизбежно нивелируют души и быт людей. Оригинальность, культура и тайна безжалостно уничтожаются ими.

Волшебный Бахчисарай и я, словно герой сказок тысячи и одной ночи…Ранее пережитых мною исключительно по фильму Пазолини – его самому политическому фильму, в котором нет ни слова о политике…Фильму-напоминанию об утерянной свободе чувств и утерянной надежде…Память, буржуазное общество всеми силами стремится упразднить тебя, ведь воспоминания о прошлом чревато опасными для него прозрениями…Утраченная надежда на счастье пылится где-то в чулане нашего подсознания…Память…Волшебная шкатулка с динамитом надежды…И кто найдет ее – он будет потрясен, и, если он потрясен, он будет удивлен, и он будет царствовать над всем…

Опять вспомним Пушкина:

Журчит во мраморе вода
И каплет хладными слезами,
Не умолкая никогда.
Так плачет мать во дни печали
О сыне, павшем на войне.
Младые девы в той стране
Преданье старины узнали,
И мрачный памятник оне
Фонтаном слез именовали.

Вот он знаменитый фонтан слез...Сотни людей ежедневно проходят мимо него со своими фотоаппаратами, наверное, думая, что чудеса техники способны понять скорбь и печаль лучше их самих…Постоят и идут дальше, ничего не осознав…Глупо пытаясь урвать кусочек тайны на фотопленку…В саду у гарема тоскуют розы. Плачет фонтан, вспоминая былое. Тошно смотреть на опавшие души. Кто здесь любил? А кто сомневался? Город с обидой лежит в мавзолее…Город чернооких гурий, прячущихся в шатрах от жгучих лучей солнца и своей красотой подобных жемчужинам …

***

Полвека назад Аллен Гинзберг писал в поэме «Вопль» про тех, «кто обнажал свой мозг перед небом под эль и видел магометанских ангелов, видел, как они пошатываются на крышах доходных домов, озаренные»…Думаю, Гинзбергу, похитившему своими стихами у истеблишмента души американской молодежи, можно верить. Он яркий представитель безумного племени поэтов. Один из учителей, своей поэзией вернувших нам, outcasts, смелость и дар речи.

Я тоже видел ангелов. Я смеялся с ними, раскуривавшими бесконечный косяк Млечного Пути, и, не оглядываясь, шел за ними на самый край Ночи. Возможно, я сам был ангелом…слышите мой голос…

Я – смешной для вас, красивый
и неправильный
Продаю слова свободы за любовь.
Я – святой, я - ангел шлюх,
но ангел раненый
Причащайтесь, шлюхи,
пейте мою кровь!

В ту пьяную ночь я разговаривал со звездами. Я просил их простить меня за мою слабость. И они прощали меня…

Одинокий партизан, совокупляющийся с деревьями. Отрезанный ломоть…отрыжка племени…никому не нужный неудачник, отгоняемый туземцами от костра жизни… Я встретил тебя в лабиринте своего сознания, бьющимся в истерике и требующим вознаграждения за измену Иисусу Христу…Я завернул тебя в алюминиевую фольгу и выбросил в урну. Отодвинув камень у Гроба Господня, я пошел дальше…

Что это было? Сейчас еще ничего непонятно. Кто знает, maybe it was the kind of illuminations…Но об этом не говорят…

***

Зачем ты улыбаешься, но продолжаешь
молчать? Я не начну первым. Там, откуда я
пришел, было так одиноко, но я не начну
первым.

Когда гудит всеобщий праздник, наше одиночество лишь усиливается, а боль поистине становится невыносимой.

Этот город - кишащий муравейник, разукрашенный неоновыми фонарями. Пьяная гуляющая Ночь засасывает насекомых в свою игру: играют и развлекаются все, только не мы.

В основе игры, как всегда – секс и жажда власти. Всем розданы роли и все с радостью их выполняют: самцы-завоеватели и завоевываемые самки.

Только проклятые не могут быть самцами.
Проклятые не могут играть самцов, даже если захотят.
Поэт в этой игре – всегда негр и всегда гомосексуалист…или святой?

Ты была рада мне. Рада моему появлению и моей улыбке обреченного на одиночество... Серьезная девочка, много узнавшая в свои, в общем-то, несерьезные восемнадцать лет…

Увы, строя воздушные замки из слов и цитат, мы незаметно для себя оказались вовлечены в ИХ игру.

А все очень просто, my sweet little girl: красота должна стать законом, а труд должен стать игрой. В этом вся суть…

Каждый день пью вино – «Кагор» или «Мускатель черный», случается пить и кислый «Мускатель красный».

Вверх-вниз, вверх-вниз – несется дорога по позвоночнику портового города. От святящегося и танцующего центра – к кварталам слепым, словно новорожденные котята.

Я умеренно пьяный, разумеется, с ножом и ничего не боюсь. Когда еще бродить по незнакомым городам как не ночью? Денег на ночные прогулки беру не больше тридцати гривен. Телефона у меня с собой тоже нет. Так что, грабьте на здоровье! Когда у тебя ничего нет – нет и страха. Я дружу с ночью. Мне нравится ночь и ночные незнакомые города.

***

Эпизод «святая блудница»

Музыка позднего вечера - это музыка секса и развлечений. Рядом с гостиницей «Севастополь» располагается парк – с лавочками и фонтанами. Здесь любят гулять приезжие – богатые турки и богатые московские мужчины - в поисках сами знаете чего, повторяться не буду. Портовый многоликий город, одолеваемый похотью…

Я замечал ее в этом месте не раз. Она – всегда без спутников, одна – моя прекрасная незнакомка, как оказалось тоже шлюха. Удивительно, но она согласилась играть по моему сценарию. Не прогнала. Заинтересовалась. Я, следуя условию игры, должен был залезть ей в карман…Но не смог или не успел – она сама вывернула передо мной карманы. И в них действительно ничего не было…

А я ей определенно нравился. Я всегда нравлюсь святым шлюхам. Иисус и Мария Магдалина…Как это прекрасно! – Ты держишь ее за руку и разглядываешь ее лицо. Старые обиды незаметно превращаются в пыль на зеркалах настоящего. Надеюсь, своей лаской ты сможешь согреть мне сердце…

Счастливые аутсайдеры, ваши сердца улыбаются друг другу, освещая дорогу не хуже гаснущих фонарей. Скрываясь от дождя под общим навесом, вы нежно прикоснетесь к плечу соседа. Вскоре вы найдете его шею, а затем и губы. Общий навес – для общей любви. Нет ничего кроме губ. Все растворяется и исчезает, остаются лишь губы. Влажные нежные кусочки плоти, оторванные желанием от угасающих тел. Проводники эротики Единого – безграничного и бесполого Диониса, воссоединяющего разлетевшиеся капли сводящей с ума таинственной влаги…

Моя милая спутница, не помню, как тебя зовут, но я отпускаю тебе все твои грехи…Мы поняли друг друга и помогли друг другу…Ступай, пусть в твоем сердце зажжется новый огонь надежды. Помни, зачастую мытари и блудницы вперед всех идет в Царство Божие. И мы с тобой идем впереди всех…

***

У северной пристани готовится к отправлению катер. Я, как всегда, успеваю в последний момент. В спешке покупаю билет за две с половиной гривны и запрыгиваю на судно. Катер битком забит людьми – отдыхающими, пляжными, загорелыми. Довольными и усталыми возвращаются они из Учкуевки или Любимовки – главных пляжей Севастополя. Мы уже плывем. Я проталкиваюсь в конец катера – на открытый воздух – я привык стоять там, обдуваемый нежным морским ветром. Любоваться упрямо бегущими волнами и смотреть на уходящий вдаль причал…

Море – безграничное и печальное, ослепленное ехидной улыбкой заходящего Солнца. Подражающее величию Неба и по-старинке стремящееся поглотить сушу. Море, я говорю тебе: «До свидания!» Мой корабль приближается к другому берегу. Ты многое помнишь, море. У тебя хорошая память. Запомнишь и меня – отчаявшегося неудачника, разговаривавшего с ангелами, верившего в нового человека и отпускавшего грехи проституткам…Я думаю, мы еще встретимся…

Приду на склон приморских гор.
Воспоминаний тайных полный,
И вновь Таврические волны
Обрадуют мой тайный взор.

(А.С.Пушкин)

Август, 2008 год



Рейтинг@Mail.ru